— В двигателе большая щель, горючее подтекает и есть большая опасность пожара, который сожжет вас и все ваше имущество. Мы не можем везти вас дальше.
Пассажиры рассердились, послышались тревожные и гневные выкрики, но шум перекрыл голос толстой женщины с корзиной рыбы:
— А как же деньги, которые мы заплатили?
— Все ваши деньги я верну и добавлю каждому по десять долларов, чтобы заплатить за проезд на другом автобусе.
Негодующие крики мгновенно стихли, пассажиры радостно зашушукались, но тут толстуха снова заговорила:
— Обещать легко. Покажи деньги, или тебе больше не понадобится твой протекающий двигатель. Мы сами сожжем твой автобус.
Она откинула никаб,
[47]
закрывавший ее лицо, чтобы угроза звучала убедительнее.
— Тебе я заплачу первой, матушка, — пообещал Тарик и вложил купюру в ее грязную ладонь. Женщина сразу перестала сердиться. Она заворковала, как капризный младенец, которому сунули материнскую грудь. Остальные столпились вокруг и, как только им заплатили, начали сгружать багаж на пыльную дорогу. Потом доброжелательно помахали отъезжающему заметно менее нагруженному автобусу. Оставшиеся в автобусе тоже повеселели.
— Думаю, я бы не могла еще долго выдерживать эту вонь, — сказала Кайла, сбрасывая капюшон бурки и высовывая голову в окно без стекла. Она глубоко вдохнула и распушила потные волосы, чтобы они высохли на ветру.
— Мы называем это L’Eau d’Afrique,
[48]
— сочувственно сказал Гектор. — Если собрать ее во флакон и продать на Rue Faubourg Saint-Honoré,
[49]
вряд ли сильно разбогатеешь.
Кайла сморщила нос при этой мысли.
— Кажется, прямо впереди вади, которую мы ищем, — сказал Тарик, указывая на грязное ветровое стекло.
— Всем внимание! — крикнул Гектор. — Перед ней стоят два грузовика со стражниками. Кайла, опусти голову и накрой ее.
Она сразу послушалась, Хейзел обхватила дочь за плечи, и они обе откинулись на спинку сиденья. Мужчины приподняли куфии, открывая нижнюю половину лица. Тарик продолжал вести автобус, не сбавляя скорость.
У двух грузовиков стояло несколько групп мужчин в форме охранников. Они перестали разговаривать и посмотрели на подъезжающий автобус. Один вышел на дорогу и снял с плеча автомат. Он поднял руку, и Тарик послушно затормозил. Мужчина подошел к кабине со стороны водителя.
— Куда едешь?
— В Берберию.
— Почему так мало пассажиров?
— В Ласкануде мы сломались. Большинство не захотели ждать и ушли, — объяснил Тарик. Стражник хмыкнул.
— Нас мучает жажда, — сказал он.
Тарик сунул руку под сиденье и достал бутылку араки, которую именно с этой целью купил в Ласкануде. Мужчина зубами вытащил пробку, принюхался, отступил на шаг и сделал знак проезжать. Все расслабились. Кайла откинула капюшон бурки и снова высунула голову в окно.
Автобус съехал по склону вади, проехал по сухому песчаному руслу и с трудом стал подниматься на противоположный откос. И неожиданно оказался перед другим грузовиком, стоявшим на противоположном берегу. Это была белая «тойота хилюкс». За рулем сидел человек, еще двое стояли за ним. Оба разглядывали в бинокли горы на эфиопской границе на западе. Один из них опустил бинокль и посмотрел на автобус.
— Черт! — присвистнул Гектор. — Это Утманн Вадда. Не открывайте лиц, — предупредил он мужчин. Оглянулся на женщин. Утманн никогда не видел Далию и Кайлу. Кайла, заметив грузовик, набросила капюшон, но ее лицо и волосы оставались открытыми. Она быстро закутала голову покрывалом и отвернулась, пряча светлое лицо. Хейзел не снимала капюшон своей бурки. Утманн теперь мог узнать только Гектора или одного из бывших товарищей по оружию. Когда автобус приблизился к «тойоте», второй мужчина тоже опустил бинокль, и тот повис на ремне у него на груди. Подбоченясь, он рассматривал лица пассажиров проезжающего автобуса. Он был моложе Утманна и поразительно красив, черты словно вырезаны из полированной слоновой кости. Он посмотрел в лицо Гектору. И Гектор неожиданно узнал в нем главного участника видеозаписи надругательства над Кайлой. Но предупредить остальных он не успел: мужчина перевел взгляд в глубину салона. Выражение его лица мгновенно изменилось, стало свирепым, хищным. Кайла не сдержалась и на мгновение снова высунула голову в окно. И посмотрела прямо в глаза Адаму.
— Это она! Неверная свинья, шлюха! — закричал Адам по-арабски. Кайла в диком ужасе завопила:
— Адам!
Она бросилась на пол автобуса и спрятала лицо в ладонях. Девушка дрожала, словно в лихорадке. Гектор хлопнул Тарика по спине.
— Гони! Полным ходом! Нас раскрыли!
Тарик переключил сцепление и повел машину на самой большой скорости. Гектор побежал в конец салона и прикладом автомата разбил заднее стекло.
— Присмотри за Кайлой, — сказал он Хейзел, не оглядываясь. — Голову не поднимать. Сейчас будем стрелять.
Гектор смотрел в заднее окно: Утманн остался стоять, но Адам сел; грузовик выбрался на дорогу и начал преследовать автобус. Благодаря быстрому старту автобус выиграл самое малое сто ярдов. Но Гектор знал, что меньшая машина движется быстрее. Адам высунулся из окна и целился в автобус из автомата. Расстояние было еще очень велико. Первая очередь прошла так далеко, что Гектор не заметил, куда попали пули. Гораздо более опытный Утманн не стрелял. Даже разделенные таким расстоянием, они с Гектором изучали друг друга. Они хорошо знакомы. Знают, что лишены явных слабостей. Оба проворны и смертельно опасны. Правой рукой Утманн держался за поручень «тойоты». Оружие он небрежно держал в левой руке, но Гектор знал, что Утманн быстро и точно стреляет с обеих рук. Он видел, что тот по-прежнему вооружен «береттой» производства Бэннока, лучшим из когда-либо созданного ручного оружия. А у него самого древний изношенный АК-47, из которого он никогда не стрелял раньше. У Утманна отличный широкоугольный оптический прицел, и из устойчивого положения он попадет в цель за двести ярдов, промахнувшись не более чем на полдюйма. Он несомненно один из лучших стрелков, каких знал Гектор.
«За исключением вашего покорного слуги, разумеется, а несущийся грузовик Утманна — не устойчивая площадка, — успокаивал себя Гектор. — Стальной корпус старого автобуса защитит от легких пяти с половиной миллиметровых пуль натовского образца». С другой стороны, у Гектора прицел тяжелый, металлический. Ствол автомата разношен, и, вероятно, пули в нем гремят при выстреле. Одному богу известно, куда они попадут.
