Сэру Чарлзу Уилсону понадобилось несколько дней, чтобы перетащить в лагерь всех раненых, грузы и караван верблюдов. Одновременно он укреплял стоянку на берегу Нила чуть ниже Метеммы, приказав установить пулеметы для прикрытия всех подходов и возвести защитную стену высотой не менее шести футов.
На третий день после тяжелого сражения с дервишами главный врач экспедиционного корпуса доложил ему, что у генерала Стюарта началась гангрена. Уилсон поспешил в походный лазарет, расположенный в большой брезентовой палатке, и сразу ощутил сладковатый запах гниющей плоти. Генерал Стюарт лежал под москитной сеткой, обливаясь потом, а на сетке копошились огромные мухи в тщетных попытках проникнуть к гноящейся ране.
– Мне удалось вынуть пулю, – объяснил хирург и понизил голос, чтобы его не услышал раненый генерал. – Гангрена развивается стремительно, сэр. Боюсь, у нас нет никакой надежды… или по крайней мере очень маленькая.
Стюарт бредил, и когда Уилсон подошел к его больничной кровати, перепутал его с генералом Гордоном.
– Слава Богу, что мы успели, Гордон. Было время, когда я начал сомневаться в этом. Примите мои искренние поздравления – благодаря вашей храбрости и решительности был спасен Хартум. Вами всегда будут гордиться ее величество и подданные Британской империи.
– Я Чарлз Уилсон, а не Чарлз Гордон, – осторожно поправил Уилсон.
Стюарт долго смотрел на него с недоумением, потом просунул руку под москитную сетку и сжал его пальцы.
– О, Чарлз, прекрасная работа! Я всегда знал, что вам можно доверить серьезное дело и вы с честью выполните свой долг. А где Гордон? Попросите его немедленно прийти ко мне. Я хочу лично его поздравить.
Уилсон освободил свою руку и повернулся к доктору.
– Вы даете генералу успокоительное? Насколько я понимаю, ему нельзя так волноваться.
– Я прописал десять капель настойки опия каждые два часа, и хотя гангрена прогрессирует, он не чувствует сильной боли.
– Я отправлю его в Асуан на первом же пароходе. Вероятно, это произойдет через два или три дня.
– Два или три дня? – выкрикнул Стюарт, уловив только эти последние слова. – Зачем нам посылать Гордона в Асуан? И почему через два или три дня? Отвечайте!
– Пароходы отправятся в Хартум немедленно, генерал. Мы столкнулись с непредвиденными, но совершенно неизбежными препятствиями.
– Гордон? Где сейчас Гордон?
– Остается надеяться, что он еще в Хартуме и держит осаду, но более точной информации у нас пока нет.
Стюарт огляделся, осмотрел стены палатки, и его лицо удивленно вытянулось.
– Это не Хартум? Где мы? Сколько времени здесь находимся?
– Это Метемма, сэр, – осторожно вмешался доктор. – Вы здесь уже четыре дня.
– Четыре дня! – Голос Стюарта сорвался на крик. – Четыре дня! Все наши жертвы напрасны! Вы предали моих славных парней, погибших в бою! Почему вы не поспешили в Хартум, а сидите здесь столько дней?!
– Он бредит, – повернулся Уилсон к доктору. – Дайте ему еще дозу опия.
– Я не в бреду! – закричал Стюарт. – Если вы немедленно не отправите войска в Хартум, я отдам вас под военный трибунал и вы будете расстреляны за пренебрежение служебным долгом и трусость перед лицом врага. – Он стал задыхаться и повалился на подушку, бормоча себе что-то под нос, потом закрыл глаза и затих.
– Бедняга, – огорченно покачал головой Уилсон. – Он ничего не понимает. У него начались галлюцинации. Сейчас он просто не в состоянии оценить ситуацию. Присмотрите за ним и сделайте все возможное, чтобы он не волновался.
Уилсон кивнул доктору и быстро вышел из палатки походного лазарета, зажмурившись от яркого солнца. Перед входом стояли несколько офицеров, которые, по всей видимости, слышали его разговор с генералом. Во всяком случае, застывшее на их лицах выражение не оставляло в этом никаких сомнений.
– Джентльмены, вам что, больше нечем заняться, кроме как слоняться вокруг лазарета? – нахмурился Уилсон.
Военные отдали ему честь и ушли прочь. И только один офицер остался на месте – Пенрод Баллантайн, младший офицер, славившийся своим вызывающим поведением и часто нарушающий субординацию.
– Что вам угодно, капитан? – холодно осведомился Уилсон.
– Могу я поговорить с вами, сэр?
– О чем?
– Наши верблюды полностью восстановили силы. Здесь много воды и еды. Если вы не против, я мог бы добраться до Хартума за двадцать четыре часа.
– С какой целью, капитан? Или вы хотите лично освободить этот город? – Уилсон самодовольно хмыкнул над свое шуткой, и Пенрод понял, что тот явно не одобряет его предложение.
– Моя единственная цель, сэр, доставить донесение генералу Гордону, в котором вы могли бы проинформировать его о своих дальнейших планах. Город находится в трудном положении, то есть фактически на грани выживания. А там, между прочим, британские женщины и дети. Через несколько дней они могут стать беззащитными жертвами Махди. Вот я и подумал, что вы могли бы поддержать его своей готовностью помочь нашим соотечественникам и остальным жителям осажденного города.
– Вы не одобряете мои методы руководства этой кампанией, не так ли? Кстати, как вас зовут, сэр? – Разумеется, Уилсон хорошо знал его имя, но не упустил возможности оскорбить.
– Пенрод Баллантайн, сэр, Десятый гусарский полк. Что же касается вашего руководства кампанией, то я не имею права высказывать по этому поводу свое мнение. Просто предлагаю вам использовать мое знание местных особенностей.
– Я непременно пошлю за вами, если мне когда-нибудь понадобится ваш мудрый совет! – сухо отрезал тот. – Однако в своем докладе о завершении этой кампании сообщу о нарушении вами субординации. Вы останетесь в составе экспедиционного корпуса. Я не намерен посылать вас в Хартум с какой-либо самостоятельной миссией. Более того, не намерен включать вас в состав войск по освобождению Хартума. При первой же возможности вы отправитесь обратно в Каир. Иначе говоря, отныне вы не участвуете в этой кампании. Я ясно выразился, капитан?
– Абсолютно ясно, сэр, – отсалютовал Пенрод.
Уилсон отвернулся и быстро зашагал прочь.
Следующие несколько дней он сидел в своей походной штаб-квартире, всецело занятый донесениями в Каир. Он потребовал провести ревизию всех боеприпасов и имущества, лично проверил состояние оборонительных заграждений и постоянно контролировал обучение солдат. Кроме того, Уилсон ежедневно навещал раненых, но ни разу не удосужился посетить умирающего генерала Стюарта. А пароходы тем временем стояли на приколе под парами и дожидались дальнейших приказов командования. Войска экспедиционного корпуса пребывали в полной неопределенности. Никто не знал, какие меры будут предприняты и придется ли вообще спасать Хартум. А сэр Чарлз Уилсон хранил полное молчание.
Вечером третьего дня Пенрод шел мимо загона с верблюдами и якобы случайно наткнулся на Якуба. Делая вид, что осматривает животных, капитан прошептал:
