– По десять кантаров каждый, не меньше! – пробормотал изумленный Хасан бен Надир.
С трудом поднявшись, аль-Нур ошеломленно осмотрелся; лицо его покрывала корка из запекшейся крови и пыли. Сзади к потерявшему свой меч аггагиру приближался слон. Почуяв перед собой врага, он затрубил и в следующую секунду обвил мощным хоботом грудь охотника. Аль-Нуру еще хватило сил обернуться, воздеть правую руку с поднятым указательным пальцем и прокричать:
– Аллах акбар!
Смерть не страшна, когда Господь раскрывает тебе свои объятия.
– Во имя Аллаха! – шепнул Осман Аталан на ухо кобыле, и Хулумайя поняла, чего ждет от нее хозяин.
Лошадь стрелой пронеслась под слоновьими бивнями; всадник плотно приник к ее шее. Он не мог нанести удар по хоботу, который стискивал грудь аль-Нура. Оставалось лишь попытаться отвлечь внимание животного. Но слон был слишком увлечен своей жертвой. Лишь когда плечо Аталана на всем скаку задело чудовищный бивень, удивленный гигант отступил на шаг и ослабил хватку. Всадник, дерзкий и подвижный, показался слону более достойным противником.
– О возлюбленный Аллахом! – выкрикнул аль-Нур вслед своему спасителю. – Да простит Господь все твои грехи!
Слова эти, донесшиеся сквозь гулкий топот, заставили Аталана улыбнуться.
– Аллах не будет против, если до смерти я еще пару раз согрешу, – бросил он, увлекая за собой гиганта.
Хасан бен Надир вместе с товарищами устремился вдогонку. На скаку аггагиры свистели и испускали воинственные вопли, однако слон по-прежнему видел перед собой только одну цель. Хулумайя неслась во весь опор, силы еще не оставили ее. Обернувшись, эмир понял: времени на маневр у него нет – слон слишком близко, и даже мчащийся в клубах пыли бен Надир не в состоянии дотянуться мечом до сухожилий его задней ноги. Аталан вновь устремил взор вперед. «Аллах всеблагий, да ведь мы в ловушке!»
С обеих сторон от всадника стеной высились плотные заросли киттара, а единственный узкий проход между ними перегородил немыслимых размеров куст. Осман почувствовал, как по шкуре лошади прошла волна дрожи. На скаку Хулумайя скосила черный глаз, словно испрашивая совета у любимого хозяина. С губ кобылы летела белая пена.
Без всяких раздумий всадник направил лошадь в зеленую гущу. Упругие ветви поддались, чтобы тут же вновь сомкнуться за спиной человека. Подобно когтям орла в шкуру Хулумайи и одежду Аталана впились сотни колючек. Теперь кобыла двигалась уже не галопом, а робким шагом, будто копыта ее ступали по зыбучим пескам. Для их преследователя-слона заросли киттара преградой не являлись.
– Что ж, пора заканчивать, – произнес Осман Аталан, отпуская поводья и высвобождая ноги из стремян. Затем он встал в седле, выпрямился в полный рост и впился взглядом в быстро приближавшегося слона. – Ну же, возьми меня, если сможешь! – Эмир отлично знал, как его голос подействует на животное.
Слон прижал к голове плоские уши и сделал то, чего от него так ждал охотник – вытянул хобот, чтобы схватить ненавистного врага.
Балансируя на спине кобылы, Аталан крепко сжимал в руке длинный меч. Когда хобот почти уже охватил его, Осман нанес удар. Сталь клинка рассекла кожу и мышцы с такой легкостью, будто это облачко тумана. Так падает нож гильотины, обезглавливая осужденного.
В первое мгновение не было даже крови – ровный срез обнажил лишь розовую плоть и белые нити сухожилий. Затем она хлынула потоком. Слон заревел, и это была агония. Секунду спустя тяжелая туша, нелепо загребая ногами, завалилась на бок.
Осман опустился в седло и, сдавив круп кобылы коленями, направил Хулумайю в сторону от головы животного. Спешившийся Хасан бен Надир подкрался к слону сзади, резким движением перерезал под коленом его левой ноги сухожилие и вновь вскочил в седло. С другого бока то же самое проделал и эмир.
Мощное сердце толчками гнало кровь к ужасным ранам; жить слону оставалось не дольше, чем мулле прочесть суру Корана. Стоя рядом с лошадьми, аггагиры не сводили глаз с поверженного гиганта и возносили в душе хвалу силе и храбрости своего предводителя. Когда огромная голова животного запрокинулась, Аталан прокричал:
– Аллах всемогущ! Да пребудет его слава во веки веков!
Узенькие улочки Хартума полнились слухами, страшную весть выкрикивали муэдзины с высоких минаретов. В городе установилась тяжелая, мрачная атмосфера; жители, казалось, пребывали в ожидании похорон. Тут и там группы озабоченно переговаривающихся горожан торопились к берегу Нила, чтобы занять местечко, откуда открывался вид на противоположную сторону реки.
Райдер Кортни находился в небольшой мастерской, располагавшейся позади больницы, за красными глинобитными стенами форта Бурри. Именно туда гонец принес ему записку от Дэвида Бенбрука – вырванный из консульского блокнота листок с несколькими строками. В мастерскую Райдер пришел еще на рассвете, чтобы вместе с Джоком Маккрампом продолжить ремонт парового двигателя. Разобрав сплетение труб, они обнаружили, что ущерб от прямого попадания снаряда куда более значителен, нежели предполагалось. Паром в цилиндры занесло мельчайшие осколки металла, полированные поверхности поршней покрылись бороздами и царапинами. Черт побери, «Ибису» здорово повезло, что он вообще смог добраться до берега!
– Благодарение Всевышнему, я не позволил открыть заслонку полностью, – пробормотал Джок. – Иначе мы бы просто взлетели на воздух.
Тяжелый двигатель пришлось снять и вытащить на каменный парапет. Оттуда его погрузили в запряженный двумя буйволами фургон и доставили в мастерскую. Ремонт длился десять дней, и сейчас работа близилась к концу. Вытерев ветошью покрытые маслом руки, Райдер пробежал глазами записку и передал ее Джоку.
– У тебя нет желания посмотреть?
Механик усмехнулся, длинными щипцами вытащил из горна добела раскаленный лист металла, положил его на наковальню.
– А не слишком ли много чести этому азиатскому джентльмену Осману, дьявол бы его побрал, Аталану?
Маккрамп поднял молот и с размаху отпустил его на край листа, затем еще раз и еще. Не обращая внимания на Кортни, он щипцами поднял заготовку и окунул в чан с холодной водой. Раздалось шипение, к потолку мастерской взлетело облачко пара. Джок скептически осмотрел лист, который должен был прикрыть пробоину в борту катера. Явно недовольный результатами, Маккрамп вновь сунул заготовку в горн. Пряча улыбку, Райдер вышел из кузни и направился в конюшню.
На противоположном берегу канала собрались сотни горожан. Конь Райдера с трудом прокладывал через толпу путь к воротам британского консульства. Кортни не очень-то хотел встречаться с генералом Гордоном и испытал облегчение, увидев его затянутую в хаки фигуру на парапете форта Мукран в окружении пяти или шести офицеров-египтян. Военные смотрели в полевые бинокли, направленные на северный берег Голубого Нила, что позволило Райдеру незамеченным добраться до консульства. Поручив коня заботам стоявшего возле ворот грума, он направился к дверям особняка. В вестибюле двое стражей отдали ему честь.
