Торопливо и неуклюже Сэттон стал открывать один ящик письменного стола за другим. Потом порылся в шкатулках для почты, стоявших на столе, и наконец отыскал то, что ему было нужно, в коробочке для перьев.
— Вот он! — вскричал Сэттон, доставая ключ.
— И что вы собираетесь делать? — поинтересовался Альдо, — Сейчас увидите!
Секретарь достал из бара бутылку виски и стакан, который наполнил до половины, а потом направился с ним к холодильнику, который без труда открыл отыскавшимся ключом.
В холодильнике стояло две или три бутылки пива и формочка, до половины наполненная льдом. Несколько готовых кусочков льда поблескивали в хрустальной вазочке. Секретарь хотел было уже взять одну из них, но Морозини помешал ему, оттащив назад и захлопнув дверцу холодильника.
— Не разыгрывайте идиота и спокойно ждите полицию!
Я не испытываю ни малейшего желания встречать инспектора Пойтнера в обществе вашего трупа.
Тут под окном загудела полицейская сирена. Совершенно растерянный Сэттон пожал плечами, сел и одним глотком опустошил стакан. Альдо не спеша закурил сигарету, затянулся и с наслаждением медленно выпустил дым.
— Вы всерьез полагаете, что в холодильнике находится яд? — спросил секретарь дрожащим голосом.
— Стопроцентной уверенности у меня нет, но я считаю, что это предположение стоит проверить. Версия с порошком от головной боли слишком уж натянута, вы не находите?
— Вы готовы на все, лишь бы спасти эту маленькую гадину?
— Я пытаюсь отыскать истину. И если окажусь прав, то не будет никаких оснований дольше держать леди Фэррэлс в тюрьме.
— Не надейтесь. На ней все равно остается вина за то, что она ввела в дом своего любовника, и они вдвоем замыслили убийство сэра Эрика. Вы сами сказали: злоумышленники могли обойтись без ключа, могли украсть его и сделать слепок. Не забывайте, что я слышал их разговор! Не забывайте — ее сообщник сбежал! В конце концов, какое это имеет значение, арестовали ее по подозрению в убийстве или подстрекательстве к убийству. Нет, так легко ее не отпустят!..
— А вы этому рады! — с горечью воскликнул Альдо, невольно подумав, что Джон Сэттон может оказаться прав.
— Конечно же. Причем мне совершенно наплевать, что вы обо мне думаете! Я никогда не скрывал своей ненависти к ней. Она убила или способствовала убийству чудеснейшего человека, который был само благородство, сама доброта…
— Зная, на чем он разбогател, можно в этом не сомневаться.
— Думайте, что хотите! Ваши суждения ничего не значат!
Однако я слышу шаги полицейских.
— Вы наконец сможете получить удовлетворение, передав меня в их руки…
— Полагаю это излишним. Мне до вас нет никакого дела, Я сообщу только о подозрениях герцогини Дэнверс и… о несколько позднем визите, который вы нанесли мне, чтобы рассказать о вашем предположении.
— Какое величие души! Однако я не особенно склонен вас благодарить.
Выслушав все, что ему рассказали, инспектор Пойнтер выразил сожаление, что никто не вспомнил об этой игрушке, к которой так был привязан покойный, сразу после его гибели.
Затем инспектор рассыпался в похвалах обоим джентльменам за их стремление выяснить истину и только после этого вместе с прибывшим с ним сержантом принялся за работу.
Они с большими предосторожностями извлекли из холодильного шкафа формочку и вазочку со льдом, поместили их в выложенную салфетками жестяную коробку, которая была немедленно отправлена в лабораторию Скотленд-Ярда.
Сделав дело, любимый помощник Уоррена расплылся в широчайшей улыбке, которая обнажила его кроличьи резцы, и объявил, что лично он не верит в присутствие яда в этом так называемом холодильном шкафу, поскольку сэр Эрик был единственным, кто мог его открыть.
— Не знаю, что скажет шеф, — заключил Пойнтер, прощаясь, — но почти уверен, что история со льдом его весьма позабавит.
Морозини же во всей этой истории ничего забавного не находил.
Тень надежды забрезжила для него вновь, когда спустя день ему позвонили и пригласили зайти в лондонскую полицию, причем именно к ее шефу — Уоррену. Альдо отправился туда немедленно.
— Любопытная возникла у вас идея, — этими словами встретил его птеродактиль, протягивая руку. — Откуда она появилась?
— Первой она пришла в голову герцогине Дэнверс, хотя у нее и мысли не было о преднамеренном отравлении. Однако заговор молчания вокруг холодильного шкафа выглядит подозрительным. Каждый должен был вспомнить все, что относилось к тому пресловутому стакану и его содержимому. Но самое интересное, что еще вчера вечером я спрашивал себя: не сочтет ли меня инспектор Пойнтер сумасшедшим?
— Вам что, нужны извинения? — рыкнул Уоррен. — Понятно, что была допущена халатность. И вполне возможно, что со стороны некоторых свидетелей умышленная!
— Позвольте мне встать на защиту леди Дэнверс. У нее не было никаких задних мыслей.
— Я и не предполагаю, что ее мозги способны вместить еще и задние мысли. Однако халатность для моих людей малоизвинительна. Признаться, я весьма раздосадован, но должен сообщить, что правы оказались вы: в этой холодильной машине было столько стрихнина, что его хватило бы, чтобы убить лошадь! В доме все могли перетравиться, если бы имели свободный доступ к излюбленной игрушке сэра Эрика.
Если бы Альдо дал волю своему итальянскому темпераменту, он заплясал бы от радости. Как давно он не испытывал такого облегчения!
— Но это же прекрасно! — вскричал он. — Теперь вы можете отпустить леди Фэррэлс на свободу! О, прошу вас!
Позвольте мне самому отнести ей эту добрую весть!
— В первую очередь я должен проинформировать прокурора и адвоката, лорда Десмонда, и затем попрошу вас успокоиться! О свободе и речи быть не может. Ведь обвинения, которые еще лежат на ней, слишком серьезны.
— Но у вас же есть теперь доказательство, что сэр Эрик умер вовсе не от обезболивающего порошка.
— Но это еще не служит доказательством того, что она его не убивала или, по крайней мере, не была сообщницей убийцы. В конце концов, свое обвинение мистер Сэттон построил на подслушанном им разговоре.
— А я-то считал, — заметил Альдо с горечью, — что по вашим законам каждый подозреваемый считается невиновным до тех пор, пока не будет доказана его вина.
— Так оно и есть, но леди Фэррэлс останется в Брикстоне до тех пор, пока не будет пойман сбежавший поляк. И тем не менее охотно разрешу вам повидать ее. Постарайтесь, чтобы она вам рассказала о своем дружке поподробнее. Я убежден, — уже куда мягче сказал Уоррен, — что именно он и есть убийца, но пока он не окажется у нас в руках…
— Послушайте, это так несправедливо, так бесчеловечно!
