Если добавить к этому пунктики неуемного сексуального воображения в юности, почти патологическую тягу к сексуальной вотчине отца в лице его несовершеннолетней наложницы, то Сергей вообще выглядит сумасшедшим мечтателем. Он, конечно, преждевременно созрел для половой жизни, но на титул чемпиона вряд ли мог претендовать.
Тем временем стариковский бас Дмитрия Федоровича оторвал Котову от размышлений, которые уже разливались ручьем, пока не выстраиваясь в стройный ряд.
— Это все материнское воспитание, — гаркнул отец. — Ханжество! Вот что я вам скажу… Я не удивлюсь, если мой сын всадил пулю в эту женщину. Наверное, она его шантажировала или, если предположить, что она его любовница, изменяла…
Пока Дмитрий Федорович говорил, размахивая руками, и время от времени бросался нецензурными словами, Лариса отметила в нем некоторую нервозность, которая выражалась в движениях и наклоне головы. Словно он что-то хотел скрыть или спрятать за внешней своей оболочкой. Во время разговора он все время старался пристроиться сбоку от Ларисы. Он не сидел спокойно на месте, а все время ерзал, дергался, временами вставал, потом снова садился. Глаза его расширялись, а лицо часто гримасничало — верный признак лжи и замалчивания чего-либо.
По своему обыкновению Котова долго не перебивала Панаева-старшего. Она знала, что человек, когда его не останавливают, теряет осторожность и может ненароком сболтнуть лишнего. Но словесный поток, уже принявший не то русло, нужно было оборвать, так как выслушивать обвинения в адрес предков Марии Ильиничны и «всей ихней породы» никак не вписывалось в ее планы.
— Дмитрий Федорович, — тихо напомнила она о своем присутствии.
— Да, — вдруг почему-то робко откликнулся он.
— А вы ведь не все мне рассказали…
— Разве? — еще более неуверенно переспросил Панаев и виновато посмотрел на Ларису как пойманный за руку ребенок, которого застали врасплох за поеданием запретной банки варенья.
— Вы не волнуйтесь, — решила задать тон доверительной беседы Котова, боясь, что слишком строго с ним нельзя, иначе совсем замкнется.
— Это, знаете, возраст, — хватаясь за сердце, сказал Панаев. — Может, чего и забыл сказать. Оно ведь не упомнишь всего — жизнь-то большая.
— Но в ней бывают такие события, которые с течением времени не теряют былой яркости. А порой даже становятся более красочными, обрастая кучей подробностей личного и интимного характера.
— А собственно, вы о чем?
— Не стоит притворяться, — Лариса, прищурившись лукаво, но вместе с тем ободряюще улыбнувшись, понимающе произнесла: — Вы взрослый, убеленный сединами человек. Возможно, говорить об этом сейчас трудно. А может быть, даже стыдно…
— Вы все-таки что имеете в виду? — Панаев слегка побледнел.
— Я хочу напомнить вам об эпизоде с некоей пэтэушницей, пятнадцатилетней девчонкой, которая была вашей любовницей, — выстрелила Лариса, пристально глядя в глаза Панаеву.
Панаев дрожащими пальцами закурил сигарету.
— Нелегко признаваться в ошибках молодости. Или, может быть, зрелости, — слегка поправился он. — А был я ого-го какой! Я же спортом всегда занимался. Главный инженер — у всех на виду. И с женским полом всегда складывалось как нельзя лучше. Жена вот только очень ревновала.
— Я извиняюсь, Дмитрий Федорович, давайте перейдем прямо к делу, — прервала его монолог Лариса, побоявшись, что он отклонится от главного. — Убитая в ванной напоминает ту самую девчонку, с которой у вас была связь?
Панаев поднял глаза на Котову, пристально посмотрел на нее, потом затянулся большой, очень большой затяжкой и тихо сказал:
— Это она и есть.
Котова, на которую это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы, тем не менее сделала вид, что она предполагала такой вариант ответа.
— Правда, я ее не сразу узнал, — сглотнул слюну Панаев. — Только потом пригляделся и понял, что это она. Ужас… Убийство, возможно, совершенное моим сыном. Не думал я, что наши пути снова пересекутся вот таким образом…
Он посмотрел куда-то вдаль, обращаясь скорее к какому-то образу, чем к реальному лицу. Его взгляд затуманился, и он на мгновение остановился, тяжело переводя дыхание.
— Кстати, как вы думаете, почему я сознался в том, что я ее узнал? — с вызовом воскликнул Панаев-старший.
Лариса решила не оставлять эту провокацию без внимания. Есть прекрасная возможность поупражнять себя в выдвижении предположений. Тем более их сейчас же или опровергнут, или подтвердят. Ко всему прочему, это укрепит ее авторитет и усилит доверие.
Взяв небольшую паузу, чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись, она начала:
— Версия первая. Буду нескромной. Может быть, я расположила вас к себе и отношусь в вашем восприятии к той категории людей, которые не вызывают у вас чувства угрозы или опасности. Версия вторая, — методично продолжала Лариса. — Когда на человека сваливаются различного рода стрессы, у него появляется влечение к доверительности. Она может выплеснуться на любого встречного. Этим встречным в данном случае оказалась я. Я могу продолжать… Есть и третья версия. Я увидела, как вы среагировали на труп в ванной. Ваша реакция была очень прозрачной и откровенной.
— Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, — согласился Панаев. — Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом — что она. Шутка ли — двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней…
— Вы давно с ней расстались?
— Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению.
— То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? — Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича.
— Нет, не видел.
— И в последнее время тоже?
— Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась.
— Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, — вкрадчиво сказала Лариса.
Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка.
Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил:
— Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста.
— Вы познакомились на фабрике?
— Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе.
— Она вас соблазнила?
— Да, можно сказать, что и так, — чуть усмехнулся Панаев. — В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан — вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло.
