— Дальше началось самое страшное, — с рыданием в голосе проговорил Трофимов. — Он потребовал, чтобы я убрал Самойлову. Сказал, что у нее никого нет, кроме племянницы, а та не станет поднимать шум, согласится обойтись без вскрытия… Не знаю, что со мной случилось, — я был словно в бреду. Но он ясно сказал, что расправится с моими родителями и мне всю жизнь придется жить с чувством вины. Я предпочел смерть чужого человека… — Он замолчал, опустив голову и уронив руки.
— Каким образом вы убили Самойлову? — спросила я.
Александр Михайлович вздрогнул и поднял глаза.
— Утром ей поставили капельницу, — сказал он. — Вы знаете, что она находилась одна в палате. Мне не составило никакого труда зайти туда, когда меня никто не видел, и ввести ей в вену лошадиную дозу сердечного гликозида. Это заняло не более минуты. Наверное, она даже не успела ничего понять… Я спрятал шприц в карман и ушел в ординаторскую. О ее смерти мне доложили минут через десять… Мы, естественно, что-то делали, пытаясь вернуть ее к жизни, но я-то знал, что все уже кончено… А буквально через полчаса нагрянула племянница Самойловой, которая выразила желание похоронить свою тетку… Но дальше я плохо помню — все было будто в тумане…
Александр Михайлович обвел нас измученными глазами и признался:
— Вы, наверное, хотите знать, раскаиваюсь ли я? Знаете, если сказать честно, и сам не пойму! Конечно, руки мои в крови, и мне нет прощения… но зато мои родители живы, и это приносит мне огромное удовлетворение! Думайте, что хотите, но дело обстоит именно таким образом… — Он опять посмотрел в окно и проговорил: — Уже светает… Пожалуй, пора позвонить коллеге. Я не могу больше ждать! Простите, но я вас покину! — Он порывисто встал и поспешно вышел из кабинета.
— Что скажешь? — спросила я Виктора.
— А что тут скажешь? — мрачно откликнулся он. — На редкость заботливый сын!
* * *
В своем прогнозе Чудин нисколько не ошибся. Несмотря на всю самоуверенность Панкрата, его позиции сразу же начали трещать по швам. Любовь Дмитриевна Гуськова, которая предпочитала в быту называть себя Лилианой, после ареста рассказала все, надеясь заработать этим себе прощение. С Панкратом ее связывали не только деловые, но и любовные отношения. Именно через нее грабитель вышел на ее тетку, работавшую кассиром. Кто догадался использовать информацию об отъезжающих — выяснить не удалось. Наверное, это было коллективное творчество. Подвела Панкрата, как всегда, жадность. Он не слишком щедро делился награбленным, и обе его помощницы в конце концов по-своему отомстили ему. В частности, на квартире Самойловой милиция обнаружила тайник с дневником, в котором Татьяна Михайловна с бухгалтерской дотошностью фиксировала каждый эпизод ограбления, совершенного Панкратом, а также сумму вознаграждения, от него полученную. Для следствия этот дневник сыграл неоценимую роль.
Гуськова, в свою очередь, не моргнув глазом подтвердила показания доктора Трофимова, и на Панкрате крепко повисла статья за организацию заказного убийства. Похоже было, что на этот раз везение окончательно ему изменило.
В отношении несчастного доктора ходили слухи, что суд все-таки учтет смягчающие обстоятельства и Трофимов получит самый минимальный срок, какой только возможен в подобной ситуации. Учитывая его молодость, можно было надеяться, что этот запутавшийся человек еще сможет вернуться к нормальной жизни.
В общем, можно считать, что все устроилось как нельзя лучше, если не вспомнить, что обещанный букет роз от Чудина я так и не получила. Несколько раз мы с ним встречались, общались, но относительно обещания Алексей Алексеевич старательно симулировал полнейшую амнезию. А возможно, он о нем и в самом деле забыл. Ведь цветы — это такая вещь, о которой большинство мужчин забывают в первую очередь.
На деревню дедушке
Глава 1
Все это началось в самые что ни на есть обычные и скучные будни, когда кажется, что и время остановилось, и уже все о тебе забыли, кроме Маринки, налогового инспектора и ревматизма в левой коленке — самом памятном моем наследии от прошлого увлечения футболом. Ведь когда-то я была капитаном женской команды «Волжанка» в своем пыльном и затхлом Карасеве. Вы, наверное, об этом уже забыли, а я помню.
Но это было давно, в прошлой жизни и, разумеется, еще до моего переезда в славный стольный град Тарасов.
Итак, как я уже сказала, стоял обычный приличный и скучный день. Я не ждала от жизни никаких фокусов и, когда в самом начале рабочего дня ко мне в кабинет вошел Сергей Иванович Кряжимский, восприняла это совершенно спокойно. А как, спрашивается, я должна была воспринимать приход нашего старейшего сотрудника, доброго, так сказать, духа редакции, наставника и все такое прочее? Положительно — и никак иначе.
Сергей Иванович Кряжимский — тот самый единственный член нашего коллектива, из-за которого редакцию «Свидетеля» нельзя называть полностью молодежной. Сергей Иванович к молодежи не относится уже давно и долго. Если верить паспортным данным, разумеется.
Несмотря на разницу в возрасте с коллегами, Сергей Иванович замечательно сработался с нашим коллективом. Даже скажу больше: возможно, только благодаря его огромному опыту — и жизненному, и профессиональному, — наша газета сумела за весьма короткий срок стать лидером среди местных изданий горячей информации. Это, кстати, такой же секрет, как и Маринкин возраст: все знают, а вслух не говорят только потому, что виновник — в данном случае добрейший Сергей Иванович — смутится и первым же полезет с опровержением.
— Есть что-то новенькое? — приветливо спросила я у Сергея Ивановича, не находя другой причины для его визита. Обычно Сергей Иванович, пользуясь своими связями, умудрялся узнавать жгучие местные новости на один номер раньше наших конкурентов.
Ну, если не совсем постоянно, то достаточно часто для того, чтобы заставить уважать нашу газету наряду с областными и городскими официозами.
— Это как посмотреть, Оленька, — ответил мне Сергей Иванович, — для кого-то и каждое утро за окошком — уже что-то новенькое. А для других то же самое — безнадежная рутина.
Я внимательно посмотрела на Сергея Ивановича. Он не всегда находился под таким явно выраженным прессом философского настроения. Оно накрывало его обычно только в грустные моменты жизни. Следовательно, что получается? Правильно, у Сергея Ивановича что-то случилось.
— У вас что-то произошло? — участливо спросила я, показывая на стул для посетителей. — Вы присаживайтесь, Сергей Иванович.
Кряжимский сел, снял очки, протер стекла и водрузил очки на прежнее место. После этих значительных манипуляций он как-то неожиданно торжественно взглянул на меня.
— Ольга Юрьевна, — произнес Сергей Иванович несколько более возвышенно, чем следовало бы, и сделал многозначительную паузу.
Мы внимательно посмотрели друг на друга. Он с каким-то подозрительным огоньком в глазах, а я — уже с озадаченностью.
