Возникший у нашего столика Игорь Аркадьевич прервал мою мысль, которую я собиралась развить.
– Нет, – сказал он опускаясь на стул, – никто этого хлыща не знает. Если у вас больше вопросов нет, то я пойду, мне нужно работать.
– Еще секундочку, Игорь Аркадьевич, – задержала я его. – Откуда вы брали вчера проститутку?
– Не я, – уточнил он, – а Шурик. А взял он ее от ресторана «Театральный».
– Вы о чем-то разговаривали с ней, когда ехали в машине?
– Нет, – предельно лаконично ответил Игорь Аркадьевич.
– А на какой машине вы ездили? – задала я последний вопрос.
– Машину давал Владислав Петрович, это наш босс, так сказать, – пояснил Игорь Аркадьевич. – Синяя «Вольво-740».
Игорь Аркадьевич так и сидел с нами, не снимая своего пуховика, на протяжении всего разговора. Он уже начал пот вытирать большим клетчатым платком, но почему-то верхней одежды не снимал. Когда я поблагодарила его, он направился к двери, расположенной неподалеку от барной стойки, и исчез за ней.
– Ну что, – Маринка выразительно посмотрела на пустой стакан, а потом на меня, – продолжим?
– Не сейчас, – сказала я, поднимаясь, – сначала мы кое-куда должны прокатиться.
Глава 3
– Далеко? – встревожилась Маринка, поднимаясь следом за мной.
– Да нет, здесь рядом, – успокоила я ее, – навестим жриц любви.
Мы оделись и вышли на улицу, где в машине нас поджидал Виктор.
– Ты не устал ждать? – Я села на переднее сиденье, предоставив в Маринкино распоряжение заднее.
Виктор неопределенно пожал плечами, что могло означать как «что ж мне уставать, работа-то сидячая», так и «могли бы и побыстрее управиться». Иногда я не вполне его понимаю, впрочем, он от этого, по-моему, не страдает. Собственно, зачем я его спросила, не устал ли он, я тоже не совсем понимала. Скорее всего это просто проявление заботы по отношению к нему, в чем он, впрочем, не очень-то нуждается. Возможно также, что я спросила его об этом совсем по другой причине, например, чтобы успокоить свою совесть. Ведь мы могли бы взять его с собой. Ну да ладно, кажется, я совсем запуталась.
– Ресторан «Театральный», – сказала я и закурила.
Виктор запустил двигатель и уверенно вывел машину со стоянки.
«Театральный» располагался неподалеку от центральной площади города, на которую смотрели окна областной администрации. Это соседство, однако, не мешало представительницам древнейшей профессии буквально под носом у отцов города зарабатывать себе на пропитание. Нельзя сказать, что власти совсем уж ничего не делали, чтобы избавиться от подозрительного соседства. Недавно, например, провели очередную кампанию.
Подъезжавшие машины, к которым не спеша подходили девицы, стали скрытно снимать на видеокамеру, а потом показывать номера машин по местному ТВ в утренних новостях. Кампания эта (некоторые правдолюбы, которые наверняка никогда не пользовались услугами такого сорта девиц, заявляли в прессе, что этой съемкой, мол, нарушаются права человека) вскоре бесславно завершилась, как и большинство других, а вот девицы у «Театрального» остались, и машины там по-прежнему тормозили, дабы увезти с собой очередную девицу, а то и двух-трех.
Вот к этому-то злачному месту мы сейчас и направлялись. Часы на приборном щитке показывали девять двадцать пять, то есть время, когда час пик в работе жриц еще не наступил. Но это как раз и хорошо, потому что девицы небольшими группками по двое-трое стояли у телефонов-автоматов, закрепленных на стойках и у высоких пирамидальных тополей, устремивших свои голые ветви к темному небу, высматривали лениво проезжавших потенциальных клиентов. Поэтому, когда Виктор остановил машину у ресторана, к нам подошли сразу три девицы. Они не видели, кто скрывается за тонированными стеклами «Лады», но не удивились, когда я опустила стекло и выглянула наружу. Я смотрела на их нашпаклеванные лица, раздумывая, с чего бы мне начать разговор.
– Ну что, – самоуверенно сказала девица в черных ботфортах выше колен и коротенькой шубке, – кого выбираешь?
– Я вообще-то не за этим, – немного смутилась я.
– А че тебе надо? – Девица в ботфортах сделала шаг к машине. – Можешь сразу двоих взять или троих.
– Мне нужно поговорить, – я открыла дверь и вышла на улицу.
– По-го-во-рить, – повторила девица и с усмешкой посмотрела на своих подруг, – за те же деньги – пожалуйста.
– А сколько? – поинтересовалась я.
– Четыре сотни за час, – назвала цену девушка, – за ночь две штуки.
– Так долго мне не надо, – через силу улыбнулась я.
– Минет в машине – сотка, – с грубоватым спокойствием пояснила она. – Ну как?
– Ты была здесь вчера? – Я достала сотенную купюру и зажала ее между большим и средним пальцами. – Примерно в час ночи.
– Нет, – равнодушно покачала она головой, – вон Светка была, – повернулась она к девице, одетой в шубу из лисы.
– Вчера ночью отсюда увезли вашу подружку на синем «Вольво-740», – я посмотрела в бесцветные глаза проститутки. – Кажется, ее Людмилой зовут. Ты видела?
– Ну, видела, – глядя куда-то в сторону, произнесла Света, – и что?
– Она сегодня здесь?
– Еще не приходила, – продолжая глазеть по сторонам, ответила она.
– Знаешь, где она живет?
Девица молча посмотрела на меня и отвернулась.
– Да не бойся, – успокоила я ее, – мне только поговорить с ней надо.
– А чего мне бояться? – пренебрежительно передернула плечами Света.
– Ну так ты знаешь ее адрес? – Я подняла руку с зажатой купюрой на уровень ее носа.
– Узбекская, дом восемьдесят пять. – Света взяла протянутую сторублевку и быстро сунула в карман. – Что-нибудь еще?
– А квартира?
– Это частный сектор, – сказала Света, – она с матерью живет.
– Как ее фамилия?
– Ямпольская, – бросила Света.
– Спасибо, – кивнула я девицам и села в машину. – Поехали на Узбекскую, – я достала сигареты, – дом восемьдесят пять.
– Ну что там? – Маринка положила руку мне на плечо.
– Люда Ямпольская, – я повернулась назад, – пока все сходится. Но она сегодня еще не появлялась. Может, повезет, и мы застанем ее дома.
Я села прямо и прикурила. По Узбекской мне приходилось несколько раз проезжать. Это одно из ярких воплощений так называемой социалистической действительности. Улица шла параллельно центральному проспекту, на расстоянии от него в два небольших квартала, но существенно от него отличалась.
Если проспект, соединявший два тарасовских вокзала, железнодорожный и речной – а по нему возили многочисленные делегации, прибывавшие в столицу Поволжья даже из дальнего зарубежья, – был вылизан и принаряжен, как дочь родная, то Узбекская, совсем наоборот, заброшена и грязна, словно нелюбимая падчерица. Мало того, она еще плохо освещена.
