За ними вышел и седой.
Мы остались в палате вчетвером. Второй Ромкин сосед как спал или упорно притворялся спящим, так и продолжал благополучно это делать.
Маринка прошла и села на Ромкину постель, брезгливо отодвинув комок одеяла.
— Что здесь происходит? — задала она законный вопрос.
Ромка шмыгнул носом и проковылял до нее.
Сесть рядом с Мариной он не решился, прошел дальше, сдвинул подушку к стене и тоже сел, поставив перед собой оба костыля.
— Я, кажется, задала вопрос, — надменно повторила Маринка, глядя прямо перед собой, — долго будешь молчать?
— Да уж, пожалуйста, — согласилась я, подо, двинула табурет и села на него. — И давай по порядку. Что там у нас было сначала? Диктофон?
— Это мой диктофон! — вскричал Ромка. — Точнее, ее диктофон! — Он ткнул пальцем в сторону Маринки. — Вот он в сумке лежал, а этот его спер!
Ромка схватил свою расстегнутую сумку и заглянул в нее.
— А журнал оставил, — грустно закончил он.
— А кто это был? — спросила я. — Совсем неизвестный человек?
— Врач, что ли? — переспросил Ромка. — Да понятия я не имею! Я его никогда раньше не видел!
А мой лечащий врач совсем другой, и вообще это женщина.
— А толстый — это кто? — продолжила допрос Маринка.
— Это и есть комендант дома, — возбужденно ответил Ромка, — я же вам о нем рассказывал, он еще и там, около дома, мне все угрожал, а вот сюда, вы и сами видели, даже с бандитами пришел!
— Чем ты его так достал? — улыбнулась Маринка. — Сравнил с бегемотом?
— А ни фига! Я просто…
— Короче, как я поняла, нужно уходить отсюда быстрее! — оборвала я. — Даже еще скорее, чем быстрее, мне как-то уже надоели ваши новые знакомые, юноша.
— Да, нервируют, — согласилась Маринка, — ты в знакомствах неразборчив, Роман. Рано тебя выпускать на самостоятельное дело: портачишь с полоборота.
— Да я… да они… — заволновался Ромка.
— Молчать! — крикнули мы с Маринкой одновременно, и я встала с табурета.
Ромка замолчал и жалобно заморгал на меня.
— Собирай вещички, — скомандовала я, — три секунды тебе на это.
— Две, — поправила меня Маринка, — я уже устала ждать.
Мы помогли Ромке встать, повесили ему на плечо его сумку и решили, что до моей «Лады» он пойдет в своем тренировочном костюме — не простудится.
Пока мы шли по коридору, я постоянно оглядывалась, честно говоря, опасаясь, не преследует ли нас какой-нибудь сюрпризик вроде гоблинов или врача-ворюги, решившегося покуситься еще и на мой диктофон.
То, что происходило в этой больнице на наших глазах, явно нуждалось в расследовании, объяснении, проверке и в последующем репортаже. Но, как мне казалось, раскопка этих загадок займет времени примерно столько же, сколько понадобилось Шлиману. Слишком уж все было непонятно, но начинать, наверное, нужно было с дома. Все секреты должны были найти объяснение там.
Мы вышли во двор, и ничего не произошло.
Хоть моя машина и не является, разумеется, моей крепостью, но иметь под собою четыре колеса, готовых вращаться в том направлении, куда я скажу, со скоростью под сто километров в час, — успокаивает.
«Ладушка» стояла на расстоянии пяти-семи метров от входа в корпус травматологии. 1 Справа был выезд из больницы. Там же, справа, чуть в отдалении от «Лады», стояла черная блестящая «Ауди» с тонированными стеклами.
Еще несколько машин попроще — «Жигули» и «Москвичи» — стояли левее моей «ладушки». Наверное, хозяин «Ауди» подумал, что ему неприлично становиться в один ряд с отечественным автохозяйством, и он гордо приземлился в отдалении.
Как только мы вышли на крыльцо, двери «Ауди» распахнулись, и из нее показались знакомые нам гоблинские рожи во главе со своим комендантом.
Комендант выполз с правого переднего сиденья машины, гоблины — из задней двери.
— Продолжение следует, — пробормотала Маринка. — Явление питекантропов — два.
— Есть такое впечатление, — так же тихо ответила я. — Достаю свой сотовик и вызываю милицию. Плевать на гордость. Пусть мне будет стыдно.
Потом.
— Какая может быть гордость?! — закричала Маринка. — Жизнь дороже!
Мы не стали выходить на дорогу, а так и продолжали стоять на крыльце, глядя, как к нам приближаются недавние знакомые. Комендант остался стоять рядом с «Ауди». Он вынул сотовик и, набрав номер, поднес его к голове.
Взглянув на нас, комендант усмехнулся и повернулся к нам спиной.
Братки неторопливо подошли ближе, и, не поднимаясь на ступени, поцарапанный сказал:
— Ну, в общем, короче, этого парня приглашают в гости. Ничего ему не будет. Поговорят — и пока.
Я переглянулась с Маринкой. Маринка промолчала, а я предельно вежливо поинтересовалась:
— Что значит «пока»? Никуда он не пойдет!
Отступив на шаг, я дернула из сумки сотовый, приготовившись уже нажать цифры «ноль-два».
Инициированный браток повел головой и шагнул за мной, протягивая лапы. Ромка загородил меня костылем, Маринка крикнула, не слишком громко, а так, для разгона, и тут нас всех отвлек рев двигателя.
Зеленые «Жигули», до этой секунды тихо и мирно стоящие в одном ряду со своими собратьями, вдруг резко сорвались с места и с рыком помчались к выезду из больницы.
Второй браток, чуть задержавшийся на дороге, быстро прыгнул на ступеньку. Видно было, что он испугался неожиданно резко рванувших мимо него «Жигулей».
Мы все проводили взглядом эту взбесившуюся машину. Стекла «Жигулей» были не тонированными, и я с удивлением разглядела за рулем человека в белом халате.
В те секунды я и не подумала, что это может быть наш доктор — любитель чужих диктофонов.
Не было времени думать.
Зеленые «Жигули» мчались прямо на коменданта, оставшегося стоять рядом с передней дверкой «Ауди». Я видела, как постепенно раскрывается рот коменданта, словно он хотел что-то сказать, как медленно опускается его рука с сотовым телефоном, а потом вдруг с прытью, неожиданной для такого зажиревшего и в общем-то немолодого человека, он отскочил в сторону.
Дорога окаймлялась бордюром, за которым нечесаными природными космами торчали в разные стороны ветки чахлых кустарников. Комендант напоролся на один куст, отпрыгнул, попал задницей на второй, с третьей попытки он просто упал на землю и закопошился там, размахивая руками и ногами.
А в это время на дороге происходила коррида, выдержанная в отечественно-механизированном ключе.
