Кармайкл шел не торопясь и осматриваясь вокруг с
правдоподобным детским любопытством. По временам он, как все, отхаркивался в
меру громко и сплевывал, чтобы не выделяться. И дважды высморкался с помощью
пальцев.
Так под видом прибывшего в большой город жителя дикой
глубинки он дошел до моста через канал, перешел на тот берег и спустился на
базарную площадь.
Здесь все было шум и движение. Сын кочевников, бойко
расталкивая других, устремился через площадь. В толпе пробирались нагруженные
ослы, погонщики зычно орали: «Балек-балек!..» Вездесущие визгливые ребятишки
затевали возню или бегали за европейцами и требовательно клянчили милостыню:
«Бакшиш, мадам, бакшиш! Мескин-мескин!..»
[50]
Здесь равно выставлялись на продажу товары и Запада и
Востока. Алюминиевые сковороды, кружки, миски и чайники, медная посуда с
чеканным узором, серебряные изделия из Амары, дешевые наручные часы,
эмалированные бидоны, персидские вышивки и пестрые коврики. Окованные медью
сундуки из Кувейта, ношеные пиджаки и брюки и детские вязаные кофточки.
Стеганые покрывала местной работы, разрисованные стеклянные лампы, горы
глиняных кувшинов и горшков. Дешевая продукция цивилизованного мира вперемешку
с изделиями местных промыслов.
Все нормально, все как обычно. После долгих странствий по
диким местам шум и суета города были Кармайклу непривычны, но не было ничего
такого, что не соответствовало бы ожиданиям: ни фальшивой ноты в общем хоре, ни
подозрительного интереса к его персоне. И тем не менее чутьем человека, за
которым уже не один год охотятся, он все сильнее и сильнее ощущал смутную
тревогу, улавливал вокруг себя какую-то опасность. Ничего определенного. Никто
на него не взглянул. Никто, он был почти на сто процентов уверен, не шел за
ним, не держал его под наблюдением. И все-таки он хоть и смутно, но чувствовал
угрозу.
Он свернул в темный проход между рядами, потом еще раз
направо, потом налево. Здесь среди ларьков были ворота подворья. Он открыл
калитку и очутился на широком дворе. Вокруг, по периметру, теснились лавчонки.
Кармайкл направился к одной из них, где висели овчинные полушубки, какие носят
на севере. Он стал их придирчиво перебирать и разглядывать. Хозяин в это время
угощал кофеем статного бородатого покупателя в зеленой чалме – знак того, что
он – хаджи, то есть побывал в Мекке.
Кармайкл стоял рядом и щупал полушубок.
– Беш хаза? – спросил он.
– Семь динаров.
[51]
– Дорого.
Хаджи спросил:
– Так ты доставишь ковры ко мне на подворье?
– Можешь не сомневаться, – ответил купец. – Ты уезжаешь
завтра?
– Да, в Кербелу.
[52]
Прямо с восходом солнца.
– Кербела – моя родина, – сказал Кармайкл. – Пятнадцать лет
я не видел гробницу Хуссейна.
– Кербела – священный город, – кивнул хаджи.
Лавочник бросил Кармайклу через плечо:
– Там во внутреннем помещении есть полушубки подешевле.
– Мне нужен белый полушубок, северный.
– Есть у меня, вон в той комнате.
Лавочник указал на дверь в задней стене.
Все прошло по условленному сценарию – обычный разговор,
какой можно услышать в любое время на любом базаре, – но в определенной
последовательности были произнесены парольные слова: «Кербела» и «белый
полушубок».
Только один раз, по пути в глубь лавки к задней двери,
Кармайкл поднял голову и взглянул на лавочника – и сразу убедился, что это не
тот человек, которого он ожидал увидеть. Он встречался с тем человеком лишь
однажды, но память на лица у него была безошибочная. Сходство имелось, и
заметное, но это был не он.
Кармайкл остановился. И спросил с легким недоумением:
– А где же Салах Гассан?
– Салах Гассан – это мой брат. Он умер три дня назад. Все
его дела перешли ко мне.
Да, возможно, что это его брат. Сходство большое. И
возможно, что брат тоже состоит на службе в департаменте. Все отзывы были
правильные, это бесспорно. Но в полутемное заднее помещение Кармайкл вошел еще
настороженнее. Здесь на полках тоже лежали товары – кофейники, сахарные щипцы
из меди и бронзы, старинное персидское серебро, вороха вышивок, сложенные
бурнусы, эмалированные дамаскские подносы, кофейные сервизы.
Белый полушубок, аккуратно свернутый, лежал отдельно, на
низком столике. Кармайкл подошел, поднял его. Снизу была сложена европейская
одежда – слегка поношенный, но модный деловой костюм. В нагрудном кармане
пиджака – бумажник с документами и деньгами. В лавку вошел неизвестный араб. А
выйдет и отправится на заранее назначенные деловые свидания некий мистер Уолтер
Вильямсе, служащий фирмы «Кросс и K°, импортеры и пароходные агенты».
Существовал на свете и настоящий мистер Уолтер Вильямсе, тут все надежно, –
респектабельный и заслуженный бизнесмен. Со вздохом облегчения Кармайкл начал
расстегивать свою драную армейскую гимнастерку. Все в порядке.
Если бы оружием был избран револьвер, это было бы концом
миссии Кармайкла. Но у ножа есть свои преимущества, в первую голову –
бесшумность.
На полке перед глазами Кармайкла стоял большой пузатый
медный кофейник, этот кофейник был недавно начищен до блеска по заказу одного
американского туриста, который должен был за ним зайти. Сверкнувший нож
отразился в его выпуклой блестящей поверхности – отразилась вся картина,
искаженная, но достаточно четкая. Человек, выскользнувший из-за занавески у
Кармайкла за спиной; длинный кривой нож, который он только что достал из-под
полы. Еще миг – и этот нож вонзился бы Кармайклу в спину.
Кармайкл резко обернулся. Одним молниеносным ударом снизу
уложил подкравшегося человека. Нож перелетел через всю комнату. Кармайкл сразу
же выпрямился, переступил через лежащего, пробежал через торговое помещение –
мелькнуло злобно-изумленное лицо лавочника и недоумевающая физиономия важного
хаджи. И вот он уже снова на людной базарной площади, праздно расхаживает взад-вперед,
ибо в этой стране спешить – значит выделяться среди толпы.
Бродя как бы бесцельно по площади, останавливаясь, чтобы
рассмотреть какую-нибудь ткань, потеребить, пощупать, он на самом деле
лихорадочно, с бешеной быстротой обдумывал ситуацию. Вся постройка рухнула! Он
снова один в чужой стране. Но не только в этом дело.
