– Ничего. Отдохнет – успокоится, – с оптимизмом предрек
профессор Понсфут Джонс. – А где она сейчас?
– Я оставил ее в доме помыться и привести себя в порядок. –
Ричард недоуменно добавил: – У нее нет при себе никаких вещей.
– Да? Вот это неудобно. Как вы думаете, может быть, она
рассчитывает, что я одолжу ей пижаму? У меня осталось всего две, из них одна
совсем порвалась.
– Как-нибудь она обойдется, пока не прибудет грузовик с
багажом. Честно сказать, я просто не понимаю, что она там делала, одна на пустынной
дороге?
– Теперешние барышни – удивительный народ, – вздохнул
профессор. – Где только не появляются. Мешают работать. Уж кажется, здесь такой
отдаленный угол, можно не опасаться гостей, – ан нет, автомобили и публика
сваливаются на голову, когда совсем не до них. Смотрите-ка, работы
остановились, должно быть, время обедать. Нам с вами лучше пойти в здание.
2
Трепещущая Виктория увидела совсем не того профессора
Понсфута Джонса, каким его себе представляла. Он оказался небольшого роста, с
брюшком, голова спереди до макушки лысая, а взгляд живой и веселый. К
величайшему изумлению Виктории, он протянул ей навстречу руки.
– Ну, ну, Венеция, – то есть Виктория, я хочу сказать, –
какой сюрприз! Почему-то мне взбрело в голову, что тебя надо ждать в будущем
месяце. Но все равно я рад тебя видеть. Очень рад. Как поживает Эмерсон? Как
его астма, надеюсь, лучше?
Виктория успела чуть-чуть опомниться и пролепетала, что с
астмой все в порядке.
– Зря он так кутает горло, – убежденно сказал профессор Понсфут
Джонс. – Это большая ошибка. Я ему говорил. Вообще ученые академического
склада, которые всю жизнь топчутся при университетах, слишком много внимания
уделяют собственному здоровью. Не стоит о нем думать. И будешь всегда здоров.
Ну, хорошо, ты пока поживи тут, акклиматизируйся. Моя жена приедет через неделю
– или через две? – она неважно себя чувствовала последнее время. Надо будет
поискать ее письмо. Ричард мне сказал, что твой багаж еще не прибыл. Придется
тебе как-то выходить из положения. Я не смогу отправить грузовик раньше чем
через неделю.
– Ничего не поделаешь, – ответила Виктория. – Значит,
как-нибудь обойдусь.
Профессор Понсфут Джонс весело хихикнул.
– Мы с Ричардом мало что тебе сможем предложить. Зубную
щетку – это пожалуйста. В экспедиционных запасах масса зубных щеток. Есть вата,
если тебе нужно, и… да, тальк, и… ну, носки, носовые платки. А так, боюсь,
больше ничего.
– Не беда, устроюсь. – Виктория радостно улыбнулась.
– Имей в виду, кладбище пока не попалось. Откопали
прекрасную стену. И в дальних раскопах массу черепков, можно будет, наверно,
подобрать кое-что для склейки. Словом, работа тебе найдется. Я забыл, ты
фотографируешь?
– Немного, – осторожно отозвалась Виктория, радуясь, что
зашла речь о предмете, которым она худо-бедно все-таки владеет.
– Вот прекрасно. И проявлять умеешь? Я на старинный лад еще
пользуюсь пластинками. Темный чулан у нас оборудован примитивно. Вы, молодежь,
привыкли к современному оборудованию, работать с устаревшей техникой вам не
нравится.
– Мне нравится, – сказала Виктория.
Из экспедиционных запасов она раздобыла себе зубную щетку,
тюбик пасты, губку и тальк.
В голове у нее был полный сумбур, подошло время все обдумать
и внести ясность. Ее тут явно принимают за другую девушку, по имени Венеция, а
по фамилии – бог весть, которая должна присоединиться к экспедиции позже, она,
говорят они, антрополог. А Виктория даже вообще не знает толком, что это такое
– антрополог. Надо будет посмотреть в словаре, если у них тут есть. Эта девушка
приедет самое раннее через неделю. И, значит, так: предстоящую неделю, пока не
будет машины в Багдад, Виктория сможет прожить здесь в качестве этой самой
Венеции, поддерживая профессора Понсфута Джонса в его заблуждении. Профессор ее
не беспокоил, он явно представлял себе действительность довольно смутно, его
можно было не опасаться. Опасения внушал Ричард Бейкер. Уж очень он внимательно
к ней приглядывался, с ним надо все время быть начеку, иначе он ее в два счета
разоблачит. По счастью, ей довелось поработать какое-то время
секретарем-машинисткой в лондонском Институте археологии, она запомнила
некоторые слова и выражения, и они теперь придутся как раз кстати. Только бы,
боже упаси, не ляпнуть что-нибудь невпопад. Впрочем, мужчины вообще так свысока
относятся к женщинам, что если даже и сделаешь ошибку, это будет воспринято не
с подозрением, а скорее со злорадством, как лишнее доказательство женской
непроходимой безмозглости.
Тем самым Виктория получала хоть какую-то передышку, а это
как раз то, что ей было нужно. В «Масличной ветви» ее исчезновение должно было
вызвать переполох. Ну, выяснится, что она сбежала. А дальше-то куда делась? Пусть
попробуют выследить. Автомобиль Ричарда свернул в пустыню, не доехав до
Мандали, поэтому, что она в Тель-Асваде, им и в голову прийти не может. Просто
пропала, как в воздухе растаяла. Вернее всего, в «Масличной ветви» решат, что
она умерла. Заблудилась в пустыне и погибла от зноя и жажды.
И очень хорошо, что они так решат. Жаль, конечно, что и
Эдвард придет к такому выводу. Но ничего не поделаешь. Пусть его мучает
совесть, что уговаривал ее подружиться с Катериной – а она вдруг возьмет и
объявится – то-то ему будет радость! – словно воскресшая из мертвых, живая и
невредимая, только уже не брюнетка, а блондинка.
Тут она снова задумалась над загадкой: зачем они (кто бы они
ни были) покрасили ей волосы? Какая-то причина этому должна быть. Но какая? Виктория,
хоть убей, не понимала. Одно ясно: очень скоро волосы отрастут и покажется
чернота у корней. Ну и видик у нее будет тогда – крашеная платиновая блондинка,
у которой нет ни пудры, ни губной помады! Надо же, какой ужас! Ну, да ничего,
сказала себе в утешение Виктория. Зато я жива, верно? И могу пока преспокойно
жить в свое удовольствие еще целую неделю. Ведь интересно же поработать в
археологической экспедиции, поглядеть, что это за наука такая. Только бы не
сплоховать, не выдать себя.
Легко, конечно, сказать. О чем только они не говорят! Имена,
публикации, архитектурные стили, виды керамики. Тут держи ухо востро. По
счастью, хорошие слушатели всегда в цене. Виктория слушала обоих ученых
археологов во все уши и вскоре уже набралась профессиональных словечек и
оборотов.
Да еще, оставаясь в здании одна, она украдкой, второпях
читала книги и справочники. При экспедиции имелась хорошая библиотека, Виктория
быстро усвоила кое-какие азы. И, сама того не ожидая, получала от всего этого
бездну удовольствия. Утречком рано, выпив принесенного в комнату чаю, она
бежала на раскопки. Помогала Ричарду фотографировать. Притирала и склеивала
черепки. Смотрела, как идет работа, любовалась искусством и аккуратностью
простых землекопов с кирками, восхищенно слушала смех и пение мальчишек,
которые бегом относили и вываливали на насыпь корзины с грунтом. Она стала
разбираться в периодах, различала слои,
[119]
держала в голове результаты
прошлого сезона. Единственное, что ее страшило, это как бы вправду не
обнаружились захоронения. Сколько ни читай, а как при этом полагается себя
вести специалисту по антропологии, все равно совершенно непонятно. «Если
наткнемся на кости или на могилу, надо будет заболеть тяжелой простудой, –
сказала себе Виктория. – Нет, лучше острым приступом печени. И лечь в постель».
