Разочаровывать присутствующих не стоило, важен конечный результат.
Димку надлежало срочно препроводить в дом. Пока Наташка с Юриком поднимали его, он мужественно охал, сопровождая охание шепелявым «все в порядке». Я заботливо вращалась вокруг него, спотыкаясь обо все, что под ноги попадало. В том числе и о поводырей, пока Наташка не отпихнула меня в сторону. Надо сказать, в самый неподходящий момент. Во-первых, мы уже почти пришли, а во-вторых, всем от этого стало только хуже. Я с грохотом уселась в уже помянутый не раз оцинкованный таз, оставленный каким-то придурком не на месте, и своими новыми спортивными штанами впитала всю оставшуюся мыльную жидкость. Нос учуял знакомый запах кошачьей мочи.
Подруга тут же бросила Димку и кинулась спасать меня. При этом слишком много наговорила лишнего, поскольку принюхаться не успела. Я, как могла, отбивалась. Прислоненный к перилам крыльца Димка послал на помощь Наташке анестезиолога. Запах перегара в момент заглушил не только запах «визитной карточки» Басурмана, но и все чувства. В том числе рациональности моего сопротивления. К моменту окончания спасательной операции воняло ото всех, включая Димку. Ясное дело, поводыри оказали ему посильную помощь при восхождении на крыльцо. До третьей ступеньки. Дальше он решительно отверг их помощь и поскакал вверх сам.
За проверкой работы бойлера Юрик окончательно протрезвел и все сокрушался, что скажет Маринка по поводу его длительного отсутствия. Угрюмого Димку, которым хирургическая чистота тела была возведена в абсолют, каждый раз перекашивало, но он находил в себе силы успокаивать коллегу тем, что Маринка его отсутствия и не заметит. Впрочем, это был не единственный повод для расстройства Дмитрия Николаевича. Стоило ему с трудом тащиться в дом, чтобы затем тащиться обратно, на другой конец участка, где в недостроенной бане был установлен душ. По непонятной причине опять отключился свет, и вода в дом не подавалась. Дали свет, разумеется, тогда, когда в этом уже не было особой необходимости. Единственное, что порадовало при полном освещении, выражение лица анестезиолога, узнавшего от нас много интересного. Первым делом то, что завтра, вернее, уже сегодня не воскресенье, а понедельник. В качестве доказательства Димке пришлось предъявить ему свои часы, после чего Юрка, обуреваемый стремлением немедленно выехать на работу, проявил резвую прыть. Запутавшись в первоочередности действий, ломанулся было к выходу – заводить машину. На ходу передумав, решил вначале разбудить Маринку, но опять передумал и кинулся включать чайник. Там и был пойман Наташкой в тиски благоразумия. Ее «дурак, что ли, или притворяешься?!» заставило анестезиолога остановиться и задуматься. Он окинул нас беспокойным взглядом, с силой провел ладонью по лицу, словно снимая наваждение, и вдруг выдал:
– Марина сказала, когда похороны?
– Чьи именно? – внятно спросил Димка. Время лечит. Нижняя челюсть мужа приходила в норму.
Брусилов отчаянно заметался по кухне. Осмысливая данный вопрос, он не решался задать новый, куда более страшный, – «кто еще?..» Бедняга бледнел на глазах. И эти с силой сжатые в кулак пальцы…
– У нас, слава Богу, все живы, – перекрестилась Наташка.
– А… у нас? – напряженно спросил Юрик.
Я не выдержала этой пытки:
– А у вас пока точно не все дома!
– И… и кого нет?
– Первым делом, не «кого», а «чего»! – внесла поправку Наталья. – Совести у вас нет. И ума. Маринка с твоей мамочкой в местной больнице. Лечатся от вашего с братиком пьянства, обернувшегося белой горячкой.
– Дима, я что, поднял на кого-то из них руку? Ч-черт! Ничего не помню. Я же, ты меня знаешь, не пью. Тем более, до стадии такого беспамятства. Пару рюмок исключительно по поводу, за компанию, да и то без удовольствия.
Димка глубоко вздохнул, махнул на своего коллегу рукой, как на человека не совсем безнадежного, и пожелал всем хорошо выспаться. Благо никому никуда торопиться не надо. Вопрос с пятидневным отсутствием анестезиолога на работе решен. Тем более что понедельник – день неоперабельный, есть время для технической замены Брусилова. Лично ему, Димке, с травмированным подбородком трудно сейчас вести какие-либо разговоры, а поэтому он и не намерен делать это.
Брусилов взглянул на нас Наташкой. Стараясь не встречаться с ним глазами, мы обе уставились на чайник, который Юрка так и не удосужился включить. Он понял это по-своему и предложил поужинать. Хотя бы кипяточком, если не найдем заварку. Димка решительно встал, но тут же решительно сел. Наверное, забыл про другие травмированные части тела, они о себе и напомнили.
Ужин, более приличествующий раннему завтраку, как влетел, так вылетел из головы. Все выразили готовность к транспортировке Дмитрия Николаевича в кровать. Мою помощь привычно отвергли. В первую очередь сам Димка. То ли потому, что я вроде как уже заработала свое право на отдых, то ли опасался лишних травм. Так или иначе, но я не успела выяснить у Юрия Сергеевича некоторые любопытные обстоятельства. Зато успела увидеть другое, недоступное остальным: в окне, выходящем на террасу, мелькнуло и тут же скрылось чье-то лицо.
Сказать, что я босыми ногами приклеилась к полу, нельзя. У меня просто не хватало сил шагать за остальными. Наверное, со стороны я казалась образцом бесстрашия. Стояла и упрямо пялилась в окно до тех пор, пока в дверь что-то не стукнуло. Тогда я попыталась сконцентрировать взгляд на двери, ибо не помнила, чтобы ее закрывали на ключ. Этот маневр мне не удался. Голова на сто восемьдесят градусов не поворачивалась. А потом ноги сами понесли меня по коридору в комнату. Я даже не выключила в кухне свет. Зато закрыла дверь на защелку и только потом подумала, что зря запаниковала. Димка не мог так быстро заснуть, а значит, защита мне обеспечена. И, скорее всего, домой возвратился Борис. Или другой член нашей команды. Все же не могут поместиться в садовом домике. А что касается стука – ну споткнулся возвращенец.
Накативший приступ храбрости прошел сразу же после того, как не обнаружила на своем месте кровать. И не потому, что искала ее «методом тыка» или на ощупь. Просто у противоположной стены, где ей надлежало стоять, расположился шкаф, спать в котором я, разумеется, не планировала. С трудом, но дошло, что ошиблась дверью – влетела в комнату Светланы Никитичны, в данный момент занимаемую нянюшкой. Честно говоря, я боялась даже пошевелиться – идеальная тишина в комнате могла свидетельствовать о том, что женщина проснулась и от страха у нее отнялась речь.
Крайне неловкое положение! Не знаешь, стоит ли ее успокаивать заверениями о допущенной мною ошибке. А вдруг она все-таки спит. Проснется и… все та же парализация речи.
Минут пять я изображала из себя ушастый бетонный столб, слегка накренившийся вперед. Ни одного сонного всхрапывания со стороны постели! Зато с раскладушки слышалось тихое посапывание Антона. Во сне он еще что-то бормотал. А где же нянюшка? Не может живой человек, если он не спит, онеметь на столь долгое время. Обязательно поинтересуется, кого и зачем принесло к нему в такое время. Получается…
Итог своих размышлений я уже подводила в коридоре, безошибочно определив место нахождения выхода из комнаты. В кухне по-прежнему горел свет. И тут меня осенило, что можно включить его и в коридоре. Быстренько загляну к Анне Петровне – прямо с порога, убедюсь… убежусь… Господи, какая ерунда лезет в голову! Одним словом, пойму, что с нянюшкой все в порядке, и пойду спать. Свет выключать не буду, все равно лампы энергосберегающие. Моя электроэнергия меня бережет! Да, но в таком случае придется вернуться на кухню. Какой дурак поместил коридорный выключатель именно там? А вдруг на кухне кто-нибудь сидит? Ужинает. Кипяточком. А я тут шастаю.
