Баю-баюшки-баю, я вам песенку спою:
Общий разум – в коме, а убийца в доме.
Момент окончания спора я отметила тогда, когда Димка бережно кувыркнул меня на подушку, даже не попытавшись освободить мои уши из плена моих же рук. Я не успела очередной раз допеть свою песню до конца – уснула.
5
Похоронное настроение одолело каждого из нас с семи часов утра – времени побудки. И не потому, что не выспались. Брусиловы очередной раз осознали, что навсегда прощаются с прошлым, в котором вместе с ними была мама. А мы вспомнили и загоревали о своих потерях. Осунувшаяся Маринка с черным платком на голове жаловалась дочери, что не представляет себе, как она теперь будет жить без нравоучений свекрови. Некоторые из них были совершенно справедливы, а те, что не справедливы – ну что ж… Все могут ошибаться. Теперь и посоветоваться-то не с кем. Юлька, одетая в новый черный костюм, с лихорадочно блестящими глазами поддакивала и безуспешно пыталась определить количество лиц, которые собирались поехать на кремацию бабули. Судя по тому, что она изменила свое требование о присутствии на этой печальной процедуре каждого из нас, ночью ей все-таки удалось очередной раз перепрятать бутылку. Без свидетелей, включая Даньку. Но тут подключилась Анна Петровна, заявив, что негоже провожать покойницу малому количеству народа. Как на развеселое мероприятие – юбилей, так все примчались. Гуляли так, что по случаю двоих угробили. Следовательно, и проститься со Светланой Никитичной по-божески обязаны все. При этом нянюшка почему-то уставилась на меня.
Разумеется, я ее поддержала. Поддержала и Наташка, не отрываясь от выпечки блинов. Только с оговорками – еще вчера Анна Петровна сама не хотела никуда ехать, а потому не надо переваливать свою вину на нее, Наталью, отказавшуюся от поездки исключительно в благих целях – подготовки поминальной трапезы. Можно подумать, это самое легкое занятие.
В том, что оно наилегчайшее в похоронном процессе, мы с ней убедились с самых первых минут. Нам еще повезло, что мы ехали не в микроавтобусе рядом с гробом, а в собственных машинах. Микроавтобус был задействован только до крематория. Чудеса начались уже в морге. Светлана Никитична, и в самом деле изменившаяся до неузнаваемости, лежала в немыслимо дорогом гробу. Наши скромные букеты живых цветов просто некуда было положить. Мало того что тело покойной было завалено розами и гвоздиками, рядом с гробом стояло еще четыре корзины с ними. Непонятно откуда взялся здоровенный венок с надписью, не оставляющей сомнений в его принадлежности: «Дорогой Светлане Никитичне от друзей». И уж совсем сразило то обстоятельство, что работники морга категорически отказались принять дополнительное вознаграждение за свой труд. И самое интересное – никаких «друзей» покойной в морге не было.
Юрий Сергеевич, не выдержавший всех дорогостоящих изменений в калькуляции, явно свидетельствующих о досадных ошибках, попросил минутку передышки и вышел на улицу с намерением переговорить с агентом фирмы, оказывавшей ритуальные услуги. Вернулся быстро и в еще более худшем состоянии, чем вышел. Коротко пояснил: «Ошибка исключена». Далее печальный процесс пошел своим ходом.
«Друзья» покойной так и не объявились, хотя еще раз напомнили о себе в крематории. Брусилов-младший, пытаясь оплатить в кассе стоимость кремации и дорогой урны, которую выбрали на стенде Марина с дочерью, был поставлен в известность о том, что «за все заплачено». И уже не удивился. Наташка, сделав мне «страшные» глаза, прошептала: «Ща как вернемся на поминки, а там: «икра черная, икра красная, икра заморская…» Нет, баклажанную икру я предпочитаю делать сама – вкуснее. Анна Петровна, пораженная роскошью похорон, молча одернула Наташку, но только за мой рукав.
Не могу сказать, что прощание со Светланой Никитичной было формальным. Брусиловы искренне плакали, им активно помогали Наташка и Анна Петровна. Меня на нервной почве познабливало, и поскольку я намертво вцепилась в Димку, познабливало и его. В последний момент, когда проводница в подземную обитель крематория мягко известила, что процедура прощания окончена, и выразила надежду на вечную память усопшей в сердцах любивших ее людей, Юлька неожиданно попросила «еще одну минуточку». Не мешкая, она шагнула к гробу, быстрым движением сунула внутрь какой-то сверток. Какой, стало понятно сразу же, когда она попросила «родненькую бабулечку» взять свой смертельный эликсир жизни с собой. Гордо вскинув голову, заплаканными глазами она неотрывно смотрела на медленно и плавно опускающийся вниз гроб.
– «Бедный измучившийся ребенок», – подумала я и полезла к мужу в карман за платком…
Территорию крематория покинули быстро. Не рассортировываясь, сели в три машины и укатили. Причем в неверном направлении. Первопроходец Данька все перепутал, а разворачиваться назад не хотелось. В результате сложных маневров, занявших лишние полтора часа, в Кулябки пришлось заезжать по лесной дороге. К тому времени Наташкина машина, в которой сидели мы с Маринкой, уже обошла Данькину и лидировала. За нами, наверняка чертыхаясь, катил Димка. Данька стал завершающим. Тут-то я и проронила первые слова. Нельзя сказать, что приятельницы всю дорогу молчали. Маринка периодически плакала и жаловалась на то, что никто из семьи, по существу, не знал Светлану Никитичну так, как знали ее совершенно чужие люди, ценившие покойницу по достоинству. Наташка, как и я, долго отмалчивалась. Наконец не выдержала и сухо заметила, что в этом Брусиловым как раз крупно повезло. Едва ли хорошо знавшей ее коллеге по работе, умершей насильственной смертью, были обеспечены такие же похороны. И особо отметила геройский поступок Юльки. Я вновь пожалела Маринкиного «птенца». Бедняжка думает, что все кончилось. Ох, как ошибается! А ошибается потому, что смешивает в кучу следствия, считая их порождением только одной-единственной причины. Ныне отправленной ею в небытие.
Лес сразу оказал на нас положительное воздействие, напомнив, что жизнь не рекламная акция, не суета сует, а бесценный дар. И прожить ее надо так… «Тьфу ты!» – обругала я себя вслух за словесный плагиат – результат отличной оценки по литературе в школьные годы чудесные, и попросила Маринку связаться с дочерью.
Юлька отозвалась сразу. Перехватив мобильник, я весьма доброжелательно и в то же время тоном, не допускающим возражений, заявила, что некрасиво держать ни в чем неповинного, как она считает, Антошу в изгнании, да еще на голодном пайке. Какой-никакой, он член династии Брусиловых, а потому обязан быть на поминках. Неприкасаемость со своей стороны гарантируем, ибо я знаю истинного виновника смерти Ксении.
Юлька не отвечала, и я принялась усиленно алёкать, полагая, что ускользнула зона доступности сети.
– Не кричите. Вас прекрасно слышно, только не понимаю, при чем тут я?
– При Даньке!
Ответив, я отключилась. Наша девица не просто крепкий орешек. Скорее, гранитный камушек. Совсем нюх потеряла на хороших людей. Вытянув из сумки щетку для волос и повернув ее обратной стороной, где было вмонтировано зеркальце, я внимательно уставилась на себя. Ничего плохого не обнаружила и решила, что уж кому-кому, а мне-то точно доверять можно. Я, например, себе доверяю.
