— Вот сама и забери.
— Какое счастье! Ты в полном сознании. Я тоже.
— Кто ж его так? Неужели Ольга в невменяемом состоянии? Ты сможешь держать меня за руку? — спросила Наташка.
Не отвечая, я крепко вцепилась в нее. Вдвоем мы осторожно придвинулись к телу, и только подруга решилась протянуть к сумке руку, как ее опередила подскочившая Ольга. От неожиданности мы попятились и присели.
— Это мое! Здесь мой баланс! — шмыгнув носом, твердо пояснила она бывшему сторожу и резко рванула сумку на себя. Тело бедняги дернулось, Наташка заорала. — И этот нож тоже наш с мамой! Нам сосед три года назад новую ручку сделал. Он подтвердит. На ней его личное клеймо — буква «Х». Косой крестик. «Харитонов», значит.
Сумку Ольге удалось вернуть себе без проблем, а вот с ножом пришлось повозиться. Она даже зарычала от остервенения, с которым пыталась вытащить его из тела. Нам показалось, что покойный ожил и по мере возможности оказал сопротивление.
Так быстро мы с Наташкой бегали всего несколько раз в жизни, а потом, забившись в машину, тряслись нервной дрожью. Наконец, спокойно помахивая сумкой в одной руке и ножом в другой, подошла Ольга. Я и подруга не сразу поняли, почему она пытается вломиться в закрытую заднюю дверь, не предпринимая попытки ее открыть. В глазах у девушки вольно плескалось безумие.
4
— Сейчас это свихнувшееся очень «частное лицо» мне всю машину искромсает! — вскрикнула Наташка и благоразумно рванула вперед. Проехав метров сто, развернулась в обратную сторону. Остановившись напротив безумицы, мы с опаской ожидали от нее новых фортелей. Но Ольга повела себя довольно спокойно. Выронила нож, но даже этого не заметила. Сумку она утратила чуть раньше. Несчастная заливалась горючими слезами.
— Кажется, кризис миновал, — с облегчением вздохнула Наташка. — Поговорила минутку сама с собой и очухалась. Ир, остатки пододеяльника у тебя под ногами! Только все не забирай.
Я прекрасно поняла, что подруга имела в виду. Из машины мы выскочили одновременно. Наталья — с твердым намерением усадить идиотку в машину и, если потребуется, предварительно скрутить ее в бараний рог. Я со своими кусками пододеяльника понеслась подбирать валявшиеся недалеко друг от друга сумку и нож. С застегнутой на молнию сумкой осложнений не возникло. А вот с ножом… В конце концов я, предварительно закрыв глаза, ухитрилась подхватить его куском материи: просто не могла смотреть на размытые дождем кровавые разводы на асфальте. Возвращаясь к машине, подумала, что почти копирую недавнее поведение Ольги.
Царившее в салоне напряженное молчание было прервано только с моим появлением.
— К-куда ты лезешь с орудием преступления! — рявкнула Наташка через приоткрытое окно. — Надо его закопать где-нибудь здесь. Улика все-таки!
— Улики нельзя закапывать, — наставительно заметила я.
— Тогда сбегай и верни нож сторожу. На старое место.
— На фи га он ему на том свете? Уж лучше закопаю. Нож в одной ямке, тряпку в другой. Чтобы никто не догадался.
— Боже мой! — простонала Наташка, бессильно уронив руки на руль. — Две кретинки на одну мою умную голову — это уж слишком.
— Не богохульствуй, — смиренно попросила я. — Слово «кретин» на добром латинском языке означает «христианин». Не понимаю твоего недовольства. Ольга, ты очухалась, или как?
— Она еще «или как». Тщетно пытается вспомнить, за что «приголубила» сторожа кухонным ножом с пометкой «Х». Помнится, всегда с трудом хлеб нарезала — сил не хватало, а тут сидит выпендривается. Киллершу из себя корчит.
— Он был отвратительным типом, — всхлипнула Ольга. — Вечно пьяный и сальный такой. Все время мне гадости говорил, приглашал в свою сторожку. И изо рта у него воняло хуже, чем из соседского туалета. Вот уж с кем не пожелала бы разделить даже смертное ложе. Неужели мы с ним в одной компании валялись? Как же я его не заметила?
— В следующий раз будь осмотрительней. А может, ты все-таки сторожа заметила? Только инстинктивно, на уровне подсознания. Потому и вылезла, обустроившись в отдельной луже. Ир, ты долго вот так стоять будешь? Руки как крылья. Ах, да! Сейчас достану саперную лопатку. Господи, так не хочется вылезать из машины. Промокла насквозь. Сумку пока бросим в багажник. Замечательно, что дачников нет.
— Что ж тут замечательного? — равнодушно возразила Ольга. — У нас большая часть участков и раньше-то всегда пустовала. Даже летом. Прежние владельцы вымирают, новых не дождешься. Знаете, как жутко ночевать при малом скоплении народа? Разве покупателям в наше время нужны четыре сотки? Да еще вдоль линии электропередач. Сторож там неизвестно чего караулил. Причем бесплатно. Хотя ему, кажется, негде было жить. А кому такой мерзкий тип нужен? Хоть сейчас прибился к месту…
Ольга замерла, соображая, что ляпнула, и торопливо перекрестилась. Потом долго говорила о чем-то, не заботясь, слушаем мы ее или нет. В отличие от нее, мы с Наташкой, с тревогой отметив несколько медленно проследовавших мимо машин, радовались невостребованности участков Ольгиного садового товарищества и профнепригодности дороги. Собравшись с духом, занялись неправедным делом — прятать «улику» против Ольги, поскольку были твердо убеждены в ее невиновности. Те, кто подкинул Ольге труп или наоборот — Ольгу к трупу, сделали это намеренно. Наташка, порывшись в памяти, вспомнила, что наркотическое опьянение длится в пределах десяти часов. Убийцы не рассчитывали, что Ольгуня очухается раньше. Пожалуй, ей стоило благодарить не только нас, но, в первую очередь, дождливую погоду.
Вот на этом выводе мы и остановились, уставившись вначале на свежевывороченный пласт грунта, нож в ямке, саперную лопатку, потом друг на друга. Не знаю, что было написано на моем лице. Скорее всего, ничего хорошего. Зато на Наташкином четко проявилось отчаянное желание жить полноценной жизнью. Пока самой не надоест и без всяких там материальных и прочих затруднений.
Дальнейшее происходило в таком быстром темпе, что заняло считанные секунды. Не заботясь о чистоте рук, я выхватила из ямки нож и понеслась с ним к машине. Следом за мной, размахивая саперной лопаткой, летела Наташка. Нырнув на свое место, подруга ловко кинула орудие саперов мне под ноги, и оно противно звякнуло, состыковавшись с ножом, пристроенным мною туда же чуть раньше. Не раздумывая, я взгромоздилась коленками на кресло, согнувшись в три погибели, стянула кроссовки и положила их поверх лопатки. Так окончательно и угнездилась на сиденье — прямо на коленках. Не из предусмотрительности, нет, просто не хотелось задевать ногами орудие убийства.
Только в пути мы поняли, что забыли в лесу тряпку. Поводом вспомнить об этом послужило мое тщательное «отмывание» рук гигиеническими салфетками. Я их кучу перевела. Ну откуда нам было знать, что с самого начала занимались пустым делом. Ольге вообще не следовало отнимать нож у убитого сторожа. Сосед, который когда-то сделал новую ручку к ее злополучному ножу, оставив на ней свою личную метку «Х» (Харитонов, значит), скончался еще год назад. Но это «открытие» было впереди, а пока мы с подругой, заражая друг друга нервной тряской, неслись неизвестно куда, подпрыгивая на асфальтовых выбоинах старой дороги. И все это под непрекращающуюся Ольгину болтовню об опорах линии электропередач, на которых можно обогатиться, если их демонтировать с соблюдением техники безопасности и сдать в металлолом. Туда же, «до кучи», можно пристроить и нож, и саперную лопатку.
