Утром мне было плохо, но мысль об отъезде мобилизовывала. Тут выяснилось, что у Гурама сломалась машина. Часа за полтора до отхода нашего поезда стало окончательно ясно – она больше не ездок. И все же мы до сих пор с признательностью вспоминаем Гурама. Откуда только он выкопал и пригнал ПАЗик с надписью на борту «Мороженое» к нашему сообществу измученных ожиданием людей, торчавших на солнцепеке с чемоданами и сумками? Наши номера уже готовились к заселению новых жертв, а покинуть свой пост означало для каждого из нас не что иное, как распроститься с надеждой уехать…
Кузов ПАЗика оказался заполненным мороженым, оставался небольшой закуток площадью около полутора квадратных метров и никто не верил нашему убеждению, что там запросто разместится шесть человек с вещами. Рыдающую непонятно уже от чего Наташку усадили рядом с водителем, в тайне надеясь, что утомленный таким соседством, он домчит нас на вокзал в мгновение ока. И не ошиблись. Уже через пять минут он прибавил скорость и пообещал подвезти нас прямо на перрон. Лишь бы «девушка» успокоилась. Я думаю, всем доводилось слышать «Полет шмеля» из оперы «Сказка о царе Салтане». Так вот мы летели быстрее. И все бы ничего, если бы у Туапсе не застряли в пробке из-за камнепада…
Не буду говорить об обуревавших нас чувствах. До сих пор на этом месте рассказа язык цепенеет, хотя в итоге водитель выполнил свое обещание с честью – вывез нас прямо на перрон за минуту до отхода нашего поезда.
3
Наташкин вопрос насчет денежных затрат на кратковременную поездку к морю был справедлив и как нельзя более актуален. Пожалев свои деньги, мы не вляпались бы в очередную неприятность, оставив заодно в целости и сохранности собственное здоровье и нервы. К тому же мне почему-то совсем расхотелось ехать к морю. Скорее всего, напомнила о своем существовании интуиция. Но что значат ее предостережения, если судьба уже распорядилась нами!
Вечером после небольшой обзорной экскурсии по карте Российской Федерации и большой словесной перепалки, именуемой спором, ничего похожего на истину не родилось. Расплодились сплошные обиды. В том числе и со стороны наших кошек. Плюшке и Шустрику дважды прошлись по хвостам. Один разок я, второй – Наталья. Взаимные упреки прекратились только после возвращения с работы Дмитрия Николаевича.
Начну с того, что Димка слишком долго копался в прихожей. Нельзя же полчаса раздеваться и испытывать терпение вешалки, расправляя складки на кожаном пиджаке, пока тот не свалился на пол. Димка разозлился и чертыхнулся. Тут наступила моя очередь:
– Чем скорее ты сбросишь камень со своей души и повесишь его мне на шею, тем лучше, – звенящим от напряжения голосом заявила я.
Муж осторожно присел на скамеечку, пытаясь замаскироваться моим плащом. В первый раз в жизни – неосмотрительно. Оторвалась и его вешалка, плащ скользнул вниз, скрыв с глаз его уже валяющийся пиджак.
– Замечательно… – растерянно проронила Наташка и подняла на меня темно-синий жалостливый взор. – Я все поняла. Он рехнулся! От счастья – с понедельника не надо вставать на работу. Ты бы убрала, на всякий случай, все легко бьющееся. Сейчас встанет да как пойдет все радостно крушить! И кажется, на сегодня ему счастья хватит. Про солнечные морские просторы нашей необъятной Родины, ему, пожалуй, говорить не стоит.
– Я не иду с понедельника в отпуск, – донесся из-под моего плаща усталый голос Димки. – Соловьев сломал ногу. За час до моего ухода оступился на лестнице. Теперь меня некому заменить.
Димка усилил громкость, хотя мы и не думали возражать. Какие могут быть возражения, когда соловьевская нога уже сломана. Да Димкин коллега и раньше бы нас не послушал, с целой ногой.
– Через неделю вернется Ольховская, тогда и присоединюсь к вам. Не знаю, Ириша, может быть, и тебе пока вернуться на работу? Все равно погода не отпускная.
В моих ушах явственно возникла сирена работающей в кабинете дрели, я вздрогнула и отчаянно замотала головой:
– Мне уже некуда возвращаться. Как жаль, что Соловьев не сломал ногу вчера.
– Это он специально, назло. Знала бы, сама помогла бы ему это сделать накануне, – поддержала меня подруга. – Ситуация, блин, лучше не куда! Один – на работу: в дождь – милое дело. Второй – на рыбалку, рыба в такую погоду сама готова покончить счеты с жизнью, так и прет на крючок! А мы, как дуры, должны сидеть на даче и ждать, когда нас смоет?
– Наталья, будь добра, помолчи.
Димка сказал это таким странным болезненным тоном, что даже я раздумала лезть со своими комментариями. А подруга, недоуменно опустив уголки губ, покосилась на Димкины ноги. Проследив за ее взглядом, я удивилась – на концах ступней мужа красовались мои шлепанцы. Тридцать шестой размер на лапах сорок третьего! Не слабо?
Мы с Наташкой безмолвно, на языке жестов, обменялись мнениями: подруга недоуменно пожала плечами, покрутила указательным пальцем у виска, а я, закатив глаза к потолку, беспомощно развела руками. Вывод напрашивался сам собой: от соловьевской загипсованной ноги и переноса очередного отпуска на неделю с ума не сходят. И оказались правы.
– Помнишь, я рассказывал тебе про одну больную… Лопухову Серафиму Игнатьевну? – тем же странным тоном продолжил Димка. – Да ты ее недавно видела. Моя бывшая однокурсница Нелька Красковская Лопухову мне по «скорой» подкинула. Как соседку. И вовремя! Женщина вполне могла бы погибнуть.
– Да-а-а…
Сердце мое сжалось от нехорошего предчувствия, руки, наоборот разжались. Зря я поторопилась отнести чашки в мойку. И всего-то два шага оставалось. Наташка охнула и юркнула за совком и веником, а я, бессмысленно изучая дело своих разжавшихся рук, ждала неприятного продолжения.
– Она умерла. Сегодня ночью…
Мой сверхаккуратный, на уровне ненормального педантизма, муж даже не обратил внимания на мою оплошность! У него всего-навсего слетел с ноги мой шлепанец, да и то самопроизвольно.
– Первая ступень отошла! – тихонько буркнула оглянувшаяся на шлепок Наташка. – Эта Лопухова не иначе как перед смертью успела вас с Димкой удочерить. Иначе с чего бы тебе колотить посуду?
– Ну так за нее же просила Красковская. Все подробности потом, – шепнула я, хватая салатницу. Надо было срочно занять чем-нибудь руки. Опять. – Дима, иди я тебя покормлю. Потом отдохнешь и…
– Она завещала мне свой дом вместе с участком земли и находящимся там имуществом.
Я не сразу поняла, почему осколки салатницы и ее содержимое тоже валяются на плитках пола. Взгрустнулось о дрели. Пожалуй, днем в кабинете было спокойнее. И чего я сорвалась раньше времени?
– Дурацкая посудина! Памятник марксизму-ленинизму. Никогда мне не нравилась, – проворчала Наташка, привычно вооружаясь веником и совком. – Впрочем, на все это можно посмотреть и с другой стороны: посуда бьется к счастью. Будем считать, что оно наконец-то привалило. Ир, что с тобой, а? Дим! Ты не знаешь, что с твоей женой? Хотя, где уж тебе… А с тобой-то что? Блин!!! И что ж это такое со мной?
