Прятать пришлось пару старинных женских колье, старательно зашитых в красный бархат, шесть пар золотых и серебряных серег с подвесками, думаю, что с настоящими бриллиантами, рубинами и изумрудами, и десять перстней, также украшенных драгоценными камнями. Два перстня имели изъяны – на одном отсутствовал изумрудный листочек бриллиантового цветка, на другом отскочил рубиновый глазок у маленькой серебряной змейки.
Помимо украшений на дно сумки улеглись и бумаги – два документа на английском языке на баснословную сумму в долларах. Один – в банке Цюриха, второй – в банке Берна, но оба на предъявителя. Последней из пояса выпала пластиковая карта «Америкен-экспресс».
Стало проясняться, за чем лазили в кабинет Ниндзя и Яша. А вот что понесло туда Леонида Сергеевича – не понятно. Может, он тоже был искателем материальных ценностей, но в это плохо верилось. Если бы не наши уговоры Дарины, они бы уже были в Москве, ночевать во дворце Серафимы Игнатьевны в их планы не входило. Но самое интересное – кресло ведь должно было стать собственностью Леонида Сергеевича! Причем с добровольного согласия всех претендентов на наследство.
Осторожно спустившись вниз следом за Аленой, отправившейся на кухню отвлекать Галу, мы с Лешиком вышли из дома и тут же, на крыльце, громко возвестили о своем «возращении с прогулки». Перебивая друг друга, сообщили место, в котором минуту назад вместе и пребывали. Только у Лешика им оказалась беседка, а у меня – «балансе», торчащее рядом с бассейном. Ничего удивительного – вкусы у всех разные. Наташка сверху решительно пресекла наши разборки и обругала обоих за беспечность и неосмотрительность. Гала ей помогла. У бедной женщины даже руки тряслись. Кажется, ей не терпелось отправиться домой.
Меня порадовал Димкин звонок: к утру муж обещал быть. Никто из нас уже не сомневался, что в деле с завещанием богатой вдовы задействованы следственные органы. Мы приняли все меры, чтобы уберечь содержимое тайника от нечистых рук, пусть теперь Дмитрий Николаевич сдает его по описи куда надо.
Надвигающийся вечер намекнул о скором возвращении с пляжа остальных обитателей дома, и мы собрались было им на смену. И ничего, что небо неожиданно посуровело, а солнце куда-то спряталось, море-то осталось на месте. Но тут возникла заминка, заявившая о себе робким стуком в дверь. На пороге в длинном шелковом халате, судорожно сцепив у шеи руки, стояла Анита Ильинична. Несмотря на стройность фигуры, было заметно, что ей за пятьдесят. Накрашенные губы отдавали синевой. Лицо было бледным.
– Простите, вы не знаете, где поселилась Дарина Леонидовна?
Растерявшись, мы молча хлопали глазами.
– Понимаю, вам не хочется выдавать ее местонахождение… Девушке неприятно видеть никого из родных Симочки. Но мне тоже необходимо покинуть этот дом. Это все ужасно! Ужасно! Я просто боюсь здесь находиться…
Руки дамы затряслись, она издала какой-то странный всхлип и застучала зубами.
– Мне нужно срочно уехать. Вы не можете вызвать милицию? Пусть мне разрешат уехать!
Похоже, у дамы начиналась истерика.
– Значит так, дорогая Анита Ильинична…
Наталья втянула женщину в комнату.
– С нами вы в безопасности. Завтра вопрос с вашим отъездом будет решен. А сейчас одевайтесь, пойдем на море.
– Нет-нет! Я долго гуляла по берегу, очень устала и неважно себя чувствую. Мне бы просто перебраться в другой дом.
– Перебирайтесь лучше ко мне в комнату на диван.
Наталья была сама любезность.
– Дарина его освободила, он пустует. Ребята! Быстренько помогите Аните Ильиничне переселиться!
– Право, мне неудобно…
– Еще как удобно! Я сама одна боюсь. Закроетесь на ключ и отдохнете… Сейчас я его вытащу из кошелечка.
– Ма! Он в двери торчит! – напомнил Лешик.
– Замечательно! Давайте, в темпе, море остынет.
– О, я вам так благодарна! – Анита Ильинична испуганно оглянулась на дверь, в которую вылетели ребята, и прошептала: – Следующей жертвой должна быть я.
– Вы что, заняли очередь? – недоверчиво скривилась Наташка, но Анита Ильинична пропустила ее вопрос мимо ущей.
– Вчера ночью я случайно поделилась с Леонидом только одним обстоятельством: накануне смерти Симочки я видела в больнице Степана и Яночку. К слову пришлось… Я, честно говоря, их и не заметила бы. Просто невольно обратила внимание, что кто-то требует, чтобы медсестра представила его больной как Леонида Сергеевича. Сначала я не придала значения услышанному. Ведь на свете не один Леонид Сергеевич. А потом мне даже плохо стало, когда увидела Яну и Степана. Зачем ему было называться чужим именем?
– Так вот почему вы так таращились в окно и не захотели поехать на кладбище! – ужаснулась Наташка. – Все ясно! А теперь подозреваете, что Степан заманил Леонида в кабинет и… Не бойтесь, Анита Ильинична. В обиду вас не дадим. Примите успокоительное, заприте дверь и спокойно полежите. Мы скоро вернемся.
Я решила поддержать подругу:
– Анита Ильинична, Наташа права. И потом, вы достаточно сильный и ответственный человек, если Серафима Игнатьевна именно вас взяла с собой в сопровождающие, когда поехала в Москву. Вот только зря вы ее сразу не отправили в больницу – прямо с дороги.
– А кто вам сказал, что я отправилась сопровождать Серафиму? – спросила дама медленно и с расстановкой. – У меня в Москве были свои дела. Мы расстались сразу на вокзале. И я устроилась в гостинице, чтобы не стеснять ее. О том, что Сима в больнице, узнала только от Олимпиады. Простите, но мне хотелось бы прилечь.
Легкой походкой Анита Ильинична отправилась в комнату Натальи.
Не успели мы спуститься с лестницы, как стало понятно: дом постепенно заполняется. Хорошо было слышно перепалку между Яной и свекровью Бабобабы Вероникой Георгиевной, обладающей не по возрасту молодым голосом. И возмущенный вопль Яши, требующего тишины.
Довольно проворно мы вылетели из дома. Сбежав с крыльца – притормозили.
– Если Анита поведала правду, надо сообщить про Степана и Янку следователю, – оглянувшись по сторонам, прошептала Наташка.
– Давайте повременим, а? Что-то в этой истории не сходится. Уж поверьте мне на слово, – попросила я.
Мне с готовностью поверили. Всем хотелось искупнуться. Солнце, пробившись сквозь небесную серость, радикально уменьшать теплоотдачу пока не собиралось. Дальнейший путь проходил лениво и степенно. На пляже выяснилось, что мы с Аленкой забыли подстилку, но возвращаться не стали. Народу было значительно больше, чем в прошлый раз. На берегу по пояс в воде сидела Бабобаба с махровым полотенцем на плечах. Спина у нее явно обгорела. Молодежь демонстративно ушла в сторону, ближе к нагромождению камней, которые, казалось, росли прямо из моря. Легкий ветерок тормошил водную гладь, заставляя прибрежные волны более старательно вылизывать прибрежную полосу песка. Бабобаба ни на секунду не отрывала взгляда от Ванечки, с визгом бултыхавшегося внутри розовой надувной игрушки, изображающей какого-то непонятного зверя. Бесперебойная забота бабули утомила ребенка настолько, что он ее команды вообще не слушал. Для него существовало только море и солнце. А посередине – он сам.
