Остаток дня Михаил Трофимович потратил на уточнение общих сведений о наших личностях. Искренне при этом сожалея об утраченной возможности подробно обсудить их с самой Дарьей.
– Ну и как тебе эти общие сведения? – полюбопытствовала Наташка.
– В оригинале вы лучше. Само совершенство. Бриллианты чистой воды.
– Красиво… Несмотря на то что недавно вылезли из грязи. Ир, ты что молчишь? Давай сверкни всеми своими гранями. Скажи что-нибудь по поводу исповеди Михаила Трезоровича.
– Уж и не знаю… Если учесть, что бриллианты относятся к категории драгоценностей, а следовательно – сокровищ, то лично меня это не устраивает. Меня муж «сокровищем» обзывает. Ему это я еще могу простить – сама эгоистом сделала, а вот из чужих уст… Ладно, исповедь как детективная история очень интересна. Но, честно говоря, не очень убедительна. Многие моменты не продуманы, от них за версту несет ложью. Зато продумана цель – заставить нас с тобой отказаться от дальнейшего участия в разбирательстве. Заодно можно поздравить Михаила с тем, что его расследование Дашкиной эпопеи закончилось. Дело серьезное, а посему расследованием должны заняться компетентные органы.
– Не совсем так. Расследование поручено мне Дарьей Сергеевной, и я буду его продолжать. А вот вы мне серьезно мешаете. Не уверен, что Дарья Сергеевна в безопасности. Эта «синяя птица» Петухова воистину перелетная. Интересно, кто и почему на ней прикатил в Грачики? Если бы не был связан вашим присутствием, постарался бы это выяснить.
– Если бы не наше присутствие, ты бы вообще не узнал о существовании Грачиков, – буркнула я. – Интересно, какие сведения бандиты пытались вытряхнуть из Литвинова?
Наташка оживилась:
– Ясен пень – требовали генеральную доверенность на машину. Это ж зацепка в деле выяснения причин его гибели. К счастью, с нашей помощью тогда не состоявшейся. И, к несчастью, состоявшейся сегодня. Без нашей помощи. Слушайте, а кто подсунул нам «вождя»? Тот, кто сидел в БМВ? Но машина приехала после пожара, а Литвинов завещал его нам еще в процессе… И куда делась Дашка?…
Мне пришлось сунуть Наташке в рот конфету. Такая досада – для себя берегла. У подруги было слишком много вопросов. Я не стала говорить, что в моем варианте детективной истории, кстати, не менее интересной, тоже хватает «отсебятины». Но надо же мне каким-то образом выбить господина Красикова из колеи. Кое-что из его рассказа можно было почерпнуть.
Я и почерпнула.
– А давайте все-таки посмотрим на вашего истукана, – предложил Михаил. – Непонятно, почему Литвинов на пороге смерти думает о его вечной жизни, правда, в дереве.
– Малиновый ликер. Надо будет купить. На, почитай, – сунула мне конфетную обертку в руки подруга. – Запомнишь название. – И ответила Михаилу: – Чего на этого идола смотреть?
Похоже, ей не хотелось влезать в мокрые туфли и торчать в них на мокрой траве. – Лично я его ближе чем вас обоих видела. Меня больше волнует проблема, куда его теперь девать. Сразу предупреждаю – мне в квартире чужой мужик, пусть даже деревянный, не нужен. Я его и при дневном свете боюсь.
– Кажется, Николай Петрович просил о временном убежище для своего тотема, – вспомнила я. – Учитывая, что он при этом собирался умирать, эту семейную реликвию следовало кому-то передать. Тому, кто, в отличие от нас, не мог к нему приехать. Михаил прав! – Я стала торопливо обуваться. – Скорее всего, перед смертью Литвинов сунул своему идолу рекомендательное письмо… Миша, выволакивай деревяшку!
Детективу не надо было обуваться. Он ловко выскочил из машины, освободив мне выход. В нетерпении я помогла ему откинуть спинку сиденья вниз и кувыркнулась вместе с ней. В таком положении было очень неудобно выползать из «Ставриды». Тем более босиком – обуться я так и не успела. Детектив с ворчанием помог мне отыскать туфли. Наташка не выдержала и, морщась от недовольства, присоединилась к его нудным замечаниям. Михаил с состраданием посмотрел на наши лица, а затем на ноги и чуть не выронил «вождя». Никакого самообладания у специалиста! Ни меня, ни Наташку совсем не волновал тот факт, что на наших ногах были разные туфли – одна черная, другая бежевая. Ну и что? Фасон разный, но размер-то у нас одинаковый. Потом разберемся.
На мокрую траву постелили целлофан, позаимствованный с заднего сиденья, на него собачью подстилку из детского байкового одеяла Лешика, на которой недавно сидела я. Умели же раньше делать вещи! Даже цвет одеяльца сохранился в первобытном состоянии. Все такой же страшненько-голубой. Вождя распеленывали осторожно. Неизвестно, какого размера и характера может быть рекомендательное письмо. Освободив пододеяльник, основательно его вытрясли, даже вывернули наизнанку. Никакого письма не было. Мы уставились на деревянного вождя племени Литвиновых, получив, наконец, возможность как следует его рассмотреть.
– Индейцем он точно не был. Даже в первые годы своей жизни, – с сомнением сказала Наташка. – Да и Египет для него родным, как для многих наших туристов, пожалуй, не считался. Зря мы его индеегиптянином обозвали.
– Но он же нам не представился, – утешила я подругу.
– Если бы представился, было бы хуже. Для вас. – Михаил склонился над мирно лежащей деревянной фигурой и многозначительно протянул: – Дела-а-а…
– Главное, что он не похож на деревянный саркофаг, это радует, – внесла я оптимистическую струю в общую картину напряженности. Было отчего. В полном смысле точеное, только немного потемневшее от времени лицо молодого человека, почти мальчика, с прямыми деревянными волосами, стриженными «под горшок», правая рука сжимала рукоятку меча, но главное – пальцы рук… Нет, ногти на них были еще совершеннее – все это казалось живым. Лишь однажды, в музее города Касимова, нам довелось увидеть вырезанную из дерева фигуру монаха. Он тоже производил впечатление одушевленного. Но несостоявшийся индеегиптянин откровенно пугал своим наивным и в то же время изучающим взглядом и усмешкой, прячущейся в уголках деревянных губ. Детектив определенно прав… Если бы этот молодой «вождь» в свое время представился нам с Наташкой по всем правилам этикета, мы бы ему ни за что не ответили тем же.
Наташка что-то забормотала. Кажется, про историческую справедливость, рожденную бессмертными словами князя Александра Ярославича Невского: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!»
– Боялся он тебя… – передернувшись от неприятных воспоминаний, – возразила я. – Только подумать! Еще вчера хваталась за этого жуткого юного типа, пытаясь удержаться на ногах, а в результате опрокинула молодца на пол и в довершение грохнулась на него сама. Мама дорогая! Как подумаю, что он там подо мной лежал и усмехался!..
– Нет, я этого недоросля ни за что у себя не оставлю. Даже замотанным в три комплекта качественного постельного белья, – продолжила старую песню подруга. – Кстати, один пододеяльник он похерил.
Я подругу поддержала, в том плане, что потом эти комплекты пришлось бы подарить врагам, а их у нас нет.
И вот что значит сила воображения! Заставив себя очередной раз взглянуть на красивое, прямо таки девичьей красоты лицо деревянного парня, представила себе живую физиономию славянского предка, послужившего натурой резчику. В результате в деревянном воплощении кусочка чужой жизни я уловила не усмешку, а горькую обиду. Но не злую. «За что ж, мол, вы меня так, ребята?» С учетом этого нового видения, мне уже казалось, что меч в руке добра молодца служит не орудием нападения, а средством защиты от коварства окружающих.
