С Суворовым определенно происходило что-то непонятное. Он в упор смотрел на Наташку, но, кажется, ее не видел. Она примолкла и осторожно, на цыпочках сдвинулась в сторону, увлекая за собой и меня.
Суворов направления взгляда не переменил. Вперившись отсутствующими глазами в то место, где только что был Наташкин лоб, он так же в упор, но без всякого выражения смотрел в свободное безвоздушное пространство за окном.
– Зря я предложила встретиться на кладбище, – шепнула Наташка. – Мы не знаем этого погибшего Михаила, и не стоит, пожалуй, приходить на похороны. Сходим в церковь, попросишь у него прощения за случайную сопричастность к его смерти… Конечно, не будь тебя с твоим безумным фетишизмом, Михаил бы на пару минут дольше прожил… Нет, обязательно помолимся за упокой его души.
– Вас проводить? – послышался от двери вежливый голос экономки. Таким тоном уместнее было бы сказать: «выпроводить».
– Что-то случилось? – спросила я, мысленно переступая через неприязнь, источаемую Лидией Федоровной.
– Если Владимир Сергеич сочтет нужным, он ответит на ваш вопрос. – Лидия Федоровна мстительно улыбнулась.
– Владимир Сергеич занят, – сухо сказала я. – Когда он отомрет, не сочтите за труд передать ему, что свяжусь с ним при первой же возможности.
Брызнуть ядовитой слюной она не успела. Суворов отмер, мгновенно вник в ситуацию и отправил экономку прочь.
– Я тебе позвоню, – целуя меня в щеку, торопливо произнес он. – Вас отвезут, куда скажете. К сожалению, сам не смогу. За Петра не волнуйся.
Нас действительно довез до дома не очень разговорчивый охранник с приятным акцентом в голосе. Впрочем, мы были так заняты препирательствами в части оценки событий дня, что его участие в разговоре было излишним.
Глава вторая
О том, как Моцарта отравили сыром «Хохланд»
Владимир не позвонил. Через два дня Суворова Владимира Сергеевича обвинили в убийстве собственной жены Суворовой Майи Семеновны и партнера по бизнесу Михаила Вениаминовича Милашкина.
Вечером в пятницу мы с Наташкой сидели на открытой части маленького кафе, поджидая Петра Васильевича и теряясь в догадках по поводу его краткого телефонного сообщения о случившемся.
Новость никак не укладывались в голове. Суворов Вовка – убийца! Его доброе лицо с застенчивой улыбкой так и стояло перед глазами. Только было оно лицом однокашника. Почему-то вспоминался прежний, а не нынешний Вовка. Вернее, Владимир Сергеевич. Вот отдельные фрагменты лица последнего помнила, но воедино они у меня никак не склеивались. Решила до поры до времени никаких выводов не делать.
Бывший летчик сильно запаздывал.
– Погода нелетная, – пояснила я, вглядываясь в небо, подтверждавшее прогноз погоды на завтрашний день уже сегодня.
Машинально проверила сумку – зонта не было. Может, и к лучшему. За последние дни старательно пыталась убрать зонт с глаз долой, наивно рассчитывая, что вместе с ним уберутся и тревожные воспоминания, но Димка с маниакальным упорством вытаскивал его из всех потайных мест, включая морозильную камеру.
Вот как зонт попал туда, разрази меня гром, не понимаю! Может, вместе с фаршем?… Надо бы морозилку разморозить. Вдруг обнаружится и маленький безмен – потерянный брелок для ключей? Полезный подарок Натальи.
Вчера вечером, воодушевленный новым поводом для нравоучений, муж красноречиво рассказывал о страшных последствиях, которые поджидают всех безалаберных индивидуумов на жизненном пути. В конце проповеди напомнил об истинном назначении зонта и в очередной раз торжественно водрузил его на самое видное место вешалки, где он весь вечер мозолил мне глаза, заставляя вновь и вновь возвращаться к ситуации с убийством Михаила. Там я свой многострадальный зонт утречком и забыла…
Утро, надо сказать, вообще выдалось напряженное. Едва мы подошли к «Ниве», как из подсобного помещения, куда сваливается мусор из мусоропровода, показалась дворничиха Татьяна с пустым ведром и, приветственно помахав им, крикнула, звонили ли нам покупатели на нашу машину?
Димка, сиюминутно выражавший мне свое возмущение тем, что вечно копаюсь, часов не наблюдая, а в результате приходится торчать в пробках на Варшавке, сразу умолк, вздернул брови по максимуму и уронил приготовленные ключи от машины на асфальт.
– Не понял? – заявил он, поднимая ключи и распрямляясь. Брови у него опустились вниз, но почти сошлись на переносице.
– Я говорю, звонили вам вчера вечером покупатели, желающие купить вашу машину по объявлению? – не замечая гимнастики Димкиных бровей и приветливо поигрывая пустым ведром, спросила Татьяна.
– А-а-а… мы ее продаем? – внесла и я свою лепту в попытку прояснить ситуацию. В принципе Димка время от времени поругивает и пугает «Ниву» тем, что, того и гляди, сменит ее на иномарку. Но к этому все давно привыкли. Даже сама «Нива» не воспринимает его угрозы всерьез.
– Это еще по какому такому объявлению? – возмутился муж и с подозрением посмотрел на меня. Я стойко перенесла его суровый испытующий взгляд и схватилась за ручку передней дверцы, давая понять, что даже в мыслях не держу расставаться с нашим сокровищем. – Мы не собираемся продавать машину, – буркнул Димка. – И не собирались. А ты случайно не запомнила, что за типы ей интересовались?
– Как же не запомнила? Запомнила. Обыкновенные люди… Баба в темных очках и мужчина, такой интеллигентный… – Голос Татьяны постепенно терял уверенность. – Не очень молодой и в кепочке. Не очень русский. Фамилию вашу назвал… Говорит, Ефимовы, мол, из этого подъезда машину продают по объявлению, не хочется людей отрывать, может, вы ее покажете? Меня, мол, пока только внешний вид интересует. Если устроит, тогда хозяину и позвоню. Ну я и показала… Они обежали ее и остались довольны. Я думала… Ой! – Ведро выпало из рук дворничихи. – Может, они ее заминировали?!
– Не говори ерунды! – вскипел Димка. – Угнать хотели нашу «Ниву», вот и все! Сегодня же отгоню ее на стоянку.
Настроение у него было испорчено окончательно. Под гневное бурчание мужа мы плавно тронулись с места, а на повороте к Варшавскому шоссе из придорожных подстриженных кустов почти под колеса нашей машины неожиданно вывалилась женщина.
В принципе из этого места вываливаются многие. Здесь как раз обрывается звериная тропа, протоптанная жильцами нашего дома в целях сокращения пути до автобусной остановки. Не используется она только в сезон дождей, поскольку заплывает грязью.
Я сразу поняла, что испытал Михаил Милашкин перед смертью. По своей глупости, мне довелось испортить ему последние минуты жизни…
Испуганная не меньше нас, женщина, издавая тихие стоны, делала тщетные попытки подняться. Судя по всему, у нее были проблемы с ногами.
Я попыталась внести посильную помощь, но Димка, рявкнув на меня, велел не мешаться и открыть заднюю дверь. Протянув мне туфли пострадавшей, он принялся осторожно выявлять повреждения.
