И вообще – жизненная практика всех моих знакомых показывает: любой золотой муж начинает терять романтический ореол довольно быстро после замужества, трансформируясь в необходимый предмет домашней обстановки. Только одушевленный. Действует великая сила привычки, плавно заменившая страстную или нежную (кому как нравится) любовь. А сама эта любовь хоть и не сразу, первоначально даже с чувством неловкости, начитает обращать внимание на хорошо знакомый объект – тот самый или, вернее, ту самую, где она и зародилась. Короче, женщина начинает любить себя – единственную и неповторимую. Мужчины считают это проявлением эгоизма, не задумываясь о том, что сами погрязли в нем, как в болоте. Причем изначально. Есть, конечно, исключения. Только я о них не слышала. Ну почему, если я задерживаюсь по дороге домой на лишних десять минут, Димка на ушах стоит, доказывая, что он чуть с ума не сошел от страха, а я, безалаберная, даже не удосужилась сообщить о задержке? Зато, когда он пропадает почти на сутки, не соизволив об этом предупредить, – это в порядке вещей. И очень искренен в своем удивлении: «А к чему треволнения? Что со мной может случиться?»
Кстати, я забыла о главном: если бы вышла замуж за Вовку, не встретила бы Димку… Какой ужас! И не было бы Алены и Славика! Ужас вдвойне! Нет, втройне! Забыла про любимую свекровь. А там еще кошки, Наташка…
Ой, мама дорогая, всех не пересчитаешь! Кошмар на улице Вязов – ничто по сравнению с этими мыслями. Придет же в голову такая мура! Вот что значит безделье. Нет, надо тихонько выбираться из этой тихой обители. Эдак не заметишь, как мысленно примеришь на себя положение жены президента страны. На фига ж они все мне нужны, эти чужие мужики? Свой муж иногда так достает, что возникает желание пожить одной. Полчаса вполне достаточно.
Осторожно, но решительно попыталась выкарабкаться со своего места. Затекшая правая рука с готовностью заныла. Освобождаемое мной пространство, не просыпаясь, заняла Вика, разместившись наискосок. Зато проснулась Наташка. Глянула на меня настороженным оком – второе плотно прилегало к ладони и подушке, но ничего не сказала, хотя уверена – язык у нее чесался.
Утро, как поется в известном романсе, было туманное и седое. Но не настолько, чтобы не разглядеть берега. Поежившись от холода, быстро замахала руками и ногами в попытке стряхнуть оцепенение. Придавала бодрости мысль, что уже завтра буду дома – в привычной обстановке. Какое счастье!
Поднимаясь из трюма наверх, оступилась всего один раз, и то с появлением из туманной яви очередного чужого мне мужика – матроса Тычины, галантно протянувшего сверху руку помощи. Этой рукой он и схватил меня за шиворот, как раз в тот момент, когда я легкомысленно отцепилась от поручней, считая, что восхождение окончено. Беда в том, что сразу не уцепилась за его руку, решив сначала поправить слетающий тапок. Спасибо матросу, не дал протянуть ноги. Все это привело к интересному выводу – и чужие мужики иногда могут быть полезны.
Окна рулевой рубки светились прозрачностью. Одеяла использовались по прямому назначению. Они укрывали отдыхавших с закрытыми глазами вахтенных. Полагаю, что так, поскольку спать мертвым сном на вахте не положено.
Светлана прямо на палубе чистила рыбу. От помощи категорически отказалась, чему я в душе очень порадовалась. Судя по всему, ловилась рыбка и большая, и маленькая. А что примечательно, ловил ее матрос Тычина вместе со Славкой и Лешиком. С разрешения капитана с этой целью даже спустили шлюпку на воду. Троица ухитрилась порыбачить в разных местах, включая небольшой, поросший редким кустарником островок с песчаной отмелью. Оставалось удивляться, как не заблудились в тумане?
Вплоть до двух часов не происходило ничего интересного. Плыли себе и плыли, обсуждая примечательности рельефа местности. Заодно урегулировали вопросы нашего отсутствия на рабочем вместе по случайно возникшим обстоятельствам. У меня это отняло не только полтора часа свободного времени, но и исчерпало весь лимит денежных средств на счете. Не говоря о сбоях в нервной системе.
Около двух часов на барже возникло некое подобие легкой суеты. Посудина начала сбавлять ход. Матрос Тычина несколько раз пробегал мимо нашей лавочки, обдавая нас легким ветерком. Отчетливо прозвучала команда капитана: «Отдать якорь!»
Мы переглянулись. Ребята вскочили и понеслись в рубку – выяснять, что случилось, предположив, что нам грозит столкновение. С кем или с чем, додумать не успели.
В следующий момент раздался жуткий грохот. Мы вскочили, перевернув лавочку, которая, естественно, угодила мне на ногу. Но было не до своих болезненных ощущений. Баржа продолжала потихоньку двигаться.
– Нас торпедировали! – побелевшими губами прошептала Наташка и, не глядя, с прямой спиной, слегка присела, пытаясь нащупать лавочку, уютно устроившуюся на моей левой ноге.
Мимо, заглядывая за борт, носилась команда сухогруза, включая наших ребят.
Подруга выразила явное намерение грохнуться в обморок. Спасла Наташку моя оперативность – я быстро нагнулась и сунула ей под ноги вожделенную лавочку. Подруга благодарно кивнула. Может, рассчитывала с помощью лавочки держаться на воде до прибытия спасателей?
Как раз невдалеке обозначился вертолет и принялся кружить над нами. Вода моментально покрылась мелкой рябью. Девчонки совсем не испугались – были заняты делом: носились вдоль бортов вместе с остальными.
– Откуда здесь подводная лодка? – тихо, но требовательно спросила Наташка.
– Где? – удивилась я, оглядываясь по сторонам.
– Под водой, конечно. Насколько знаю, торпедами разбрасываются только с крейсеров, торпедных катеров и подводных лодок. Крейсеров и катеров на поверхности не вижу. Со дна им стрелять несподручно.
Я ничего не успела ответить. У капитана сухогруза оказался на редкость громкий голос. От его ругани даже уши заложило. Сквозь перлы его речи можно было расслышать старательно, но безуспешно сдерживаемый коллективный смех. Наташка ожила – на дно на барже со смехом не погружаются.
Через несколько минут выяснилось, что рыба, выловленная этой ночью, просто обязана встать у рыболовов поперек горла. Ибо они, подняв на борт улов и снаряжение, запамятовали о необходимости прихватить заодно и лодку, закрепив ее в положенном месте. В нее-то прямым попаданием с грохотом и угодил якорь. К всеобщей радости, лодка не получила пробоину.
Положение было исправлено молниеносно. Лодку зачем-то отправили на берег, якорь брякнулся на дно, баржа опять застыла на месте. Вертолет исчез сам по себе.
Выяснять, что случилось, не хотелось. Вся команда резко оказалась при деле, наши рыбаки незаметно исчезли с горизонта, девчонки отправились следом, а капитан топал ногами у борта, провожая напутственными речами лодку. Решив, что ее направили в ссылку, мы с Натальей равнодушно наблюдали за чайками.
Велико же было наше удивление, когда прямо перед нами вместе с капитаном предстал улыбающийся Петр Васильевич. Собственной персоной. Капитан тут же по зову штурмана ретировался. Аврал еще не кончился.
