Суворова мучило неоправданное чувство вины за случившееся. Дело в том, что Семен Новицкий спешно сорвался с места на переговоры, поскольку Суворов решил переменить партнера по бизнесу. Новицкий взялся доказать ошибочность такого решения как раз за день до заключения Суворовым договора с другим поставщиком…
Майя перенесла несколько операций. После выписки до полного выздоровления поселилась у Суворовых. Состояние ее здоровья контролировал Марк. Саму аварию и ряд обстоятельств прошлой жизни Майя не помнила. Оперировавший ее хирург, периодически наезжавший для консультаций, считал, что это к лучшему. Девушке повезло – начала жизнь почти с чистого листа. В противном случае, организм мог и не выдержать психической нагрузки. Суворову пришлось заняться ее документами. В сгоревшей машине не осталось ничего, кроме обугленных, мумифицированных тел.
Майя привязалась к Суворову и Вике. Через пару месяцев после улучшения ее состояния впервые встал вопрос о том, что ей надо уезжать домой. И тут же отпал. У Майи, спокойно выслушавшей предложение Владимира о ее отъезде, ночью подскочила температура, открылось носовое кровотечение и начался дикий бред. Врач «скорой», заблудившийся в возможных диагнозах, самый веселый из которых был ОРВИ, сделал инъекцию анальгина и предложил госпитализировать больную. Но Суворов, подняв среди ночи Марка, понял, что Майю ни в коем случае не нужно трогать с места.
Выздоравливала она долго, старалась быть как можно незаметнее, стесняясь своего положения приживалки. После консультации со специалистами он принял решение оставить Майю у себя.
Поправившись, Майя перебралась к нему в спальню. Вскоре они поженились. Оформив от нее генеральную доверенность на свое имя, Владимир продал предприятие покойного Новицкого, рассчитался с долгами и сообщил Майе, что она как единственная наследница является обладательницей суммы в полмиллиона долларов, трехкомнатной и двухкомнатной квартир в Каунасе и загородного дома в пригороде в стадии незавершенного строительства. Майя испугалась, заявила, что ни за что на свете не вернется в Каунас, и взяла с Владимира слово, что всю недвижимость он продаст. Деньги перевели за границу.
После полученной травмы у Майи неожиданно открылся дар художницы. Владимир был очень доволен. Работа отнимала у него все время и силы. А Майка, казалось, вполне довольствовалась своим занятием и обществом Виктории.
Это был странный брак, замешенный на чувстве жалости, с одной стороны, и привязанности, с другой. Иногда Владимиру Сергеевичу казалось, что в его присутствии Майя совсем не нуждается. Тем не менее она никуда не решалась ездить одна. Постепенно привыкла только к кратковременным поездкам по магазинам. Для этих целей имелась договоренность с водителем, работавшим по свободному графику и всегда готовому подзаработать.
Потому полной неожиданностью для Суворова стало ее желание немедленно выехать для отдыха за границу. На следующий день она вполне самостоятельно приобрела горящую путевку, но мужу об этом сообщила только в последний вечер перед отлетом. Учитывая, что к тому моменту проявились упомянутые странности в поведении Майи, Суворов осторожно выразил сомнение в целесообразности поездки. В результате разгорелся скандал – впервые за все время совместного проживания. Майя рыдала и истерично обвиняла мужа в том, что он жаждет остаться вдовцом, чтобы получить ее деньги. Суворов вскипел и, в свою очередь, наговорил жене кучу лишнего. Без скидок на ее больную голову. И решил не препятствовать поездке. В надежде, что смена обстановки пойдет ей на пользу.
Утром Майка без разрешения взяла машину Владимира и уехала, не простившись. Фактически – навсегда. На месте аварии в сумочке рядом с загранпаспортом был найден билет на самолет до Лондона. Как установило следствие, последний звонок на ее мобильник был произведен накануне вечером с номера с домашнего телефона Михаила…
Убитый в тот же день коллега Суворова при жизни имел фигуру громилы-гангстера, со всеми вытекающими отсюда трудностями комплектации личного гардероба. Очаровательная фамилия Милашкин совершенно не подходила к его внешности. Зато соответствовала складу характера. Душевные качества на редкость доброго и отзывчивого человека портила манера вести разговор. В принципе говорил он редко и по словарному запасу мог составить достойную конкуренцию Эллочке-людоедке. Кроме того, желание что-то сказать вызывало у потенциальных слушателей панический страх – будто их собираются немедленно схватить за горло.
При всей противоречивости натуры, Михаил был незаменимым организатором. Суворов долгое время удивлялся, как ему это удавалось. Пока не надоело удивляться.
Познакомились они на даче одного высокопоставленного юбиляра из разряда тех, кого невозможно не почтить своим присутствием. Оба к тому времени были единоличными владельцами фирм. Заметив на себе пристальный взгляд набычившегося незнакомца, Суворов почувствовал себя неуютно. Это чувство значительно возросло, когда источник беспокойства оказался рядом с ним. Соседка по столу справа ахнула и, сверкнув серо-жемчужным подолом вечернего платья, мгновенно скрылась, освободив свое место. С опозданием на полминуты было освобождено и второе – по левую сторону. При этом мужчина так торопился, что споткнулся о ножку стула. Решив удержать равновесие, вцепился в скатерть… Катастрофических последствий для ломившегося от деликатесов стола и некоторых гостей не последовало только потому, что Милашкин легко пресек процесс падения несчастного в корне. Затем с крайней осторожностью перенес бедолагу за шиворот на два метра от стола и, не дожидаясь от него слов благодарности, подсел к Суворову. В считанные секунды, по-прежнему не говоря ни слова, на бумажной салфетке изобразил схему слияния своего производства с предприятием Владимира. Дальше пошли экономические выкладки и расчеты. Суворов был поражен. За лаконичностью записей проглядывала очевидная выгода. На следующий день началась работа по подготовке слияния фирм.
Представительницы прекрасного пола расценивали предложения Милашкина о встрече как своеобразную возможность самоубийства. Никто не хотел умирать преждевременно – не было поводов. Михаил не особо огорчался, решив, что на его пути просто не встретилась достойная женщина, способная оценить мужчину не по внешнему виду, а по широте души. Как жена Суворова, например. Она, в отличие от других, совершенно его не боялась. И Михаилу нравились ее картины. Две из них Майя ему подарила. Дома он повесил их на самом видном месте – над диваном.
Суворов не ревновал жену к Михаилу. Может, потому, что считал их отношения чисто дружескими, а может, не любил жену так эгоистично, когда чувства перехлестывают доводы разума. Кроме того, по слухам, ходившим среди работников фирмы, у Михаила в последнее время появилась любимая женщина, ответившая ему взаимностью. Словарный запас Михаила при телефонных переговорах с этой особой стал пополняться доселе ненужными ему словами.
Известие о том, что в квартире Михаила при обыске были обнаружены письма Майи интимного содержания, Суворов воспринял совершенно нормально для такого случая – по-идиотски. Налил предложенную следователем воду из графина в стакан, машинально размешал ее ручкой, отпил пару глотков, а остальное вылил в горшок с искусственным цветком, куда заходившие к следователю коллеги по работе любили сбрасывать пепел от сигарет. Стакан Владимир Сергеевич попытался убрать во внутренний карман пиджака.
