Я оглянулась по сторонам и прошелестела:
– Кажется, до меня окончательно дошло, как письма Майи попали в квартиру к Михаилу…
– Опять?! – удивилась Наташка. – До тебя же это уже доходило. Я помню!
– То был скоропалительный вывод.
Правая бровь летчика взметнулась вверх, физиономия приобрела довольно глупое выражение и отвлекла меня от собственных умных мыслей.
– Бывшую горничную подозреваешь? Веру? – Не сразу, но бровь вернулась на место, мои мысли тоже. Поэтому я благоразумно промолчала, буравя глазами ботинки Петра Васильевича. Он немного подождал ответа, не дождался и вздохнул. – Ирина Александровна и Наталья Николаевна! – Это обращение было настолько необычно, что мы с Наташкой невольно сплотились – плечом к плечу, при этом я вынуждена была оторваться взглядом от ботинок летчика и уставиться на середину его лба. – Не морочьте себе светлые головы. Суворов вам очень благодарен за участие в судьбе его дочери. Но он особо подчеркнул, что разберется со своими проблемами сам. И не надо больше ни о чем расспрашивать Викторию. В прошлом у девочки был серьезный нервный срыв. Владимир Сергеич боится повторения. Именно поэтому он просил ничего не говорить ей о гибели Майи.
– О нервном срыве следовало предупредить заранее, – запальчиво заявила я и тут же прикусила язык. Мне-то едва ли ни с самого начала было понятно, что детство девочки прошло в сплошных стрессах. Совесть начала напоминать о себе острыми коготками. Но, с другой стороны, я же пыталась разобраться, откуда девочке грозит опасность. Можно, конечно, утверждать, что не мое это дело. Но ведь девочка явно тянется ко мне… – Вот что, – медленно проговорила я, мельком взглянув на насупленную Наташку, – идите-ка вы со своим Суворовым! Будешь разговаривать с нами в таком тоне, заберу Викторию с собой. Члены семьи возражать не будут.
– Ты прекрасно знаешь, что этого делать нельзя, – буркнул Петюнчик. – Боюсь, что с момента своего возвращения будете «под колпаком».
– А мы сменим внешность, – вклинилась в разговор Наташка. – В первую очередь свою. А если надо – и внешность преследователей. Морды кирпичом вытянутся, родная мама не узнает! – окончательно расхрабрилась она. – Ирина подала дельную мысль: рассказать все как на духу помощнику прокурора Листратову Виктору Василичу. Ум, честь и совесть наших органов надзора за законностью. Но – дурак. Не всегда верует в Иринины исключительные способности разбираться в самых запутанных ситуациях. Хотя потихоньку умнеет. Твой Суворов – тоже дурак. Окружил себя какой-то мафией и теперь воюет с ней в одиночку. И ты – не очень разумный человек. Хотя бы послушал умных людей, прежде чем с маху отвергать их помощь.
– Да что там слушать! Эту горничную проверяли – со страху уволилась. Ее дружка проверяли тоже. Не такие уж мы дураки, как некоторым кажется. – Петр слегка приосанился.
– И все же дам пару советов. Исключительно из-за Виктории. – Я произнесла это гордо, но с креном в сторону великой обиды. – Поинтересуйся у Суворова обстоятельствами смерти его собственной матери и матери Виктории, то бишь его первой жены. По моему мнению, именно там находятся истоки сегодняшней трагедии. Правда, не уверена, что Владимир Сергеич захочет рассказать тебе правду. Не в его интересах. Боюсь, что именно из-за той давней трагедии он не воспользуется нашим советом обратиться к Листратову. Но я скажу, что может подвигнуть его приоткрыть завесу семейной тайны: она попросту уже не является таковой. В том числе и для меня. По моему глубокому убеждению, смерть Марии Андреевны не была случайной. Сразу после похорон исчезли ее ювелирные украшения, о ценности которых судить не берусь, но очевидно – они того стоили, чтобы их украсть. Подозрения пали на молоденькую горничную, но доказать ее причастность к краже было невозможно, и ее просто уволили. После увольнения она пыталась покончить с собой, перерезав вены. Странный поступок для особы, мгновенно поправившей свое материальное положение. Во всяком случае она предприняла попытку самоубийства не из чувства раскаяния. Скорее, от незаслуженной обиды и пересудов по поселку. А воровкой была жена Суворова. И это каким-то образом стало известно Марии Андреевне. Возможно, таскала невестушка не только драгоценности, но и деньги. Спрашивается зачем? Едва ли Суворов стал бы ограничивать жену в деньгах. Может, она была алкоголичкой? Есть и другой вариант – злоупотребление наркотиками. Из-за чего, спрашивается, у нее были неприязненные отношения не только с мужем, но и с двоюродным братом? Так или иначе, но, спасая свое положение, жена Владимира вполне могла применить старый как мир прием – подменить свекрови, уличившей ее в неблаговидном поступке, лекарства. Полагаю, та пригрозила рассказать все сыну. Второй момент… – Я помедлила, собралась с духом и ляпнула: – Кто убил первую жену Суворова? Язык не поворачивается сказать – намеренно. То, что обстоятельства скоропостижной смерти Марии Андреевны каким-то образом стали достоянием гласности в семье Суворовых, я не сомневаюсь. Не сомневаюсь и в том, что смерть собственной матери произошла на глазах у маленькой Вики, а также Суворова. Не исключено присутствие третьих лиц. Кроме того, попытка похищения девочки вполне могла быть связана с этими происшествиями. Пока все. Остальное приберегу для другого случая.
Если сказать, что Петр Васильевич выглядел растерянным, значит, ничего не сказать. Он был полностью уничтожен. От бравой выправки остались только брюки со стрелками. И то, мне показалось, что стрелки слишком уж виляют по сторонам. Он опять вытащил из кармана свои сто долларов и вытер ими вспотевший лоб. Затем, не глядя, сунул купюру обратно в карман. Очевидно, Суворов какими-то отрывками из прошлого с ним все же поделился.
В моей душе затеплился огонек самоуважения. Немного согретая им, я милостиво посоветовала летчику проверить, кто за последнее время был принят в штат фирмы Суворова. Особенно – охраны. Я усмехнулась:
– Данные твоего вновь обретенного старого паспорта, Петр Василич, были просто находкой для заинтересованных лиц.
– Ты сказала про остальное… – Летчик опять полез в карман брюк. На этот раз выудил носовой платок, растерянно посмотрел на него, встряхнул и принялся аккуратно складывать снова. – Ну то, что оставила для другого случая… – Я старательно таращила глаза на флагшток и хлопала ресницами с такой силой, что, будь они накрашены, слышался бы их шорох или еще хуже: могли бы облететь вместе с тушью, как осенние листья. Петр оторвался от платка, проследил за моим взглядом и вздохнул: – Понятно… Не знаю даже, как поступить… Наверное, ты права. Следовало все рассказать с самого начала. Кто ж знал, что ты полезешь в такие дебри! – Он нервно оглянулся по сторонам, велел Наталье не спускать глаз с обозримого пространства. Та послушно стала следить не только за палубой, но заодно и за речными просторами… – Я не буду вдаваться в детали, но Владимир Сергеич действительно ограничивал мать Виктории в денежных средствах. Алкоголизм и наркотики ни при чем. Здесь другая болезнь. Диана Павловна Суворова все денежные средства просаживала в казино. И ее двоюродный брат это знал и, как мог, старался помочь Владимиру с этой бедой. Возил ее на прием к опытным психологам, даже психиатрам. На какое-то время помогало, но азарт игрока пересиливал. Не спасали ни домашний арест, ни лишение наличных денег. Она ухитрялась их занимать либо оставлять в залог свои драгоценности и дорогие вещи. Суворов пригрозил разводом, и Диана Павловна притихла. Казалось – образумилась. По времени это совпало с очередной серией лечебных сеансов у психолога. А потом – внезапная смерть Марии Андреевны… Еще до похорон выявилась пропажа дорогих украшений покойной. Владимир Сергеич сразу же заподозрил жену, но тут горничная, собираясь домой, случайно вытряхнула из кармана вместе с носовым платком перстень Марии Андреевны. Причем на глазах у экономки Лидии Федоровны и отца Суворова – Сергея Владимирыча. В милицию не обращались – не хотели огласки. Девушку уволили, хотя в краже она не призналась. Через некоторое время Сергей Владимирыч застал сноху у собственного открытого уже сейфа. Получилось это случайно – он уехал в поликлинику, но, вспомнив по дороге, что забыл талончик с номером карты, вынужден был вернуться…
