На сей раз получилось так, что я опередила всех участников предстоящей встречи. Некоторое время безуспешно искала памятный киоск в надежде, что его перепрофилировали или просто перенесли немного в сторону от главного входа в кинотеатр. Попутно ругала подругу, не удосужившуюся сообщить новое место стоянки киоска. Вскоре поиски завершились находкой, правда, другого рода – я нос к носу столкнулась с Наташкой. Подруга грустила, прощаясь с мечтой о прекрасном пломбире, которая привела ее, паломницу, на встречу раньше установленного времени. Грусть быстро трансформировалась в раздражение. Наташка открыто возмущалась тем, что отсутствие мороженого рядом с кинотеатром – явный признак отсутствия в стране культуры. Ее любовь к этой ледяной сладости граничит с безумием. В результате на какое-то время мы забыли об истинной цели своего появления на этом историческом месте. Подруга страдала, я пыталась ее утешать. Иными словами, била на жалость к тем, кто, разнесчастный, вообще не знает, что такое мороженое. Те же не раз помянутые применительно к разным случаям дикие аборигены в диких дебрях Амазонки, например. И ничего, как-то ведь живут.
– Потому и дикие! – вяло сопротивлялась Наташка. – И разве это жизнь?
Но мои доводы все же сыграли свою положительную роль. Подруга склонилась к тому, что она находится в более выгодном положении, чем аборигены. Жалость к ним пересилила, но тут подскочил какой-то мачо с дипломатом в руках и снова задел за больную струну Наташкиной души:
– Простите, вы не подскажете, где-то здесь должен быть синий киоск с мороженым?
– Его украли, – вновь настраиваясь на мрачный лад, буркнула Наташка и принялась за старое. Мачо чертыхнулся. А может, и того хуже, я толком не разобрала, ибо прозвучало это на иностранном языке – подозреваю, грузинском или армянском. Мне ни один не известен.
Мелодия военного марша из Наташкиной сумки меня насторожила. Реквием по мороженому уже поднадоел, но на горизонте высветилась возможность новой волны страданий, которой подруга непременно окатит не вовремя подвернувшегося слушателя. А через пару секунд я с открытым ртом наблюдала увлеченный телефонный разговор, происходивший между Наташкой и мачо. Он стоял в паре шагов от нас и надрывался так, как будто находился на противоположном конце земного шара. Наташка не отставала. Стоя спиной друг к другу, оба громко возмущались отсутствием киоска на запланированном пятачке. При этом мачо так активно жестикулировал, что я серьезно обеспокоилась за дипломат. Немногочисленный народ, спешивший занять свои места в кинотеатре, обходил беседующих сторонкой.
Первая попытка обратить Наташкино внимание на собеседника успехом не увенчалась. Грубо говоря, она мне просто дала по рукам, скроив при этом такую зверскую физиономию, которой позавидовали бы дикие аборигены диких дебрей дикой Амазонки, исполняющие дикий ритуальный танец удачной охоты на крокодила. Да что там аборигены! Сам крокодил бы обзавидовался. Выхода у меня не было, и я предприняла вторую попытку привлечь разумное внимание подруги – держась на расстоянии, шарахнула ее своей сумкой по плечу. И сразу нашла понимание. На короткое время Наташка заткнулась и, разумеется, услышала голос «мачо» не только из мобильника, но и в живую, прямо за своей спиной.
Оборачивалась она очень медленно и очень напряженно, не забывая «дакать» и кивать головой в такт объяснениям мачо, на какой по счету ступеньке лестницы, ведущей к главному входу в кинотеатр, он будет стоять. Его дипломат больше не мотался из стороны в сторону, просто спокойно покачивался в левой руке, и я подумала, что в данный момент его обладатель уже не опасен. Не знаю, о чем подумала Наташка, но она скроила виноватую мину. Зря. Я и не думала обижаться, потому как все понимала. Попробовал бы кто отнять у меня коробку конфет с ликером! Я от души улыбнулась подруге, благословив ее на решительные действия.
Мачо все еще определялся со ступеньками, когда Наташка, отключив мобильник, подошла и легонько постучалась в его спину. Реакция у него была молниеносная. Хорошо, что я невольно, но удачно оказалась на подхвате. Он так лихо развернулся, что подруге не пришлось выбирать, куда лететь…
Следующая минута была минутой Наташкиного кратковременного торжества и моего длительного испуга. Мачо извинялся с такой необузданной силой, что даже мне, пользующейся Наташкой как щитом, приходилось туго. В какой-то момент я поняла, что силы мои на исходе, и испытала искушение присесть прямо на асфальт. Спрашивать разрешения у Наташки не имело смысла, ей было все равно. Отбиваясь от активных извинений мачо, она увлеченно и обиженно повизгивала. Доведись подруге шлепнуться, всего-навсего придавила бы меня. Уяснив, что наше сопротивление ослабло, Альбрехт облапил Наталью и потащил к лавочке под раскидистым кустом непонятной породы. Я не сопротивлялась, все равно Наташку не стряхнуть. Повинуясь инстинкту самосохранения, она вцепилась в меня накрепко. Мне повезло уже в том, что не уселась на урну, хотя несколько секунд мы колебались в опасной от нее близости.
Знакомиться официально не было необходимости. Можно сказать, этот этап уже прошел. В неформальной дружеской обстановке и без существенных потерь. Оторванная ручка моей сумки не в счет. Дома (хвала хозяйственному мужу!) где-то валялась еще одна – от старой сумки.
Альбрехт был красив и пару минут назад элегантен. Я не зря обозвала его «мачо». Даже наполовину оторванный карман белой спортивной рубашки шел ему несказанно. Не совсем уверена, что Голливуд оплакивал его бесплодные поиски в качестве незаменимого героя-любовника экранных мелодрам, но, судя по внешности сорока – сорока пятилетнего красавца, содержание самих кинолент было не важно. Полный кассовый сбор гарантировался одним его участием даже в эпизодах. Мне совершенно не нравится такой тип мужчин: брюнет с копной волнистых темных волос, точеным волевым лицом, умными карими глазами… Нет, умные глаза, пожалуй, следовало исключить из составленного мной персонального списка недостатков Альбрехта. А вот накачанную спортивную фигуру – добавить. Лично мне импонируют такие личности, как мой Дмитрий Николаевич. Только бы не полысел раньше срока. Лучше бы конечно не лысел совсем, но коль скоро это признак великого ума… Не хочется думать, что вышла замуж за глупца.
– У меня не так много времени, – душеприказчик Светланы Владимировны сверкнул идеальной улыбкой, – но, может быть, вы разрешите мне угостить вас чашечкой кофе?
– Разрешаем, – машинально поправляя волосы и стараясь при этом не глазеть на Альбрехта, ответила Наташка. – Только в другой раз. Мы тоже торопимся. Я простой курьер, вот, возьмите…
Наташка достала из одного пластикового пакета другой и передала Альбрехту. Он бережно переложил его в дипломат.
– Вам довелось пообщаться со Светланой Владимировной накануне ее смерти, – с некоторой долей печальной зависти проронил он. – К сожалению, я был лишен этой возможности. Только во вторник вернулся. Намеревался приехать к ней утром в среду, чтобы хоть немного снять напряжение накануне операции. Она сильная женщина, но кроме меня, ее некому было поддержать. Светлана Владимировна, по-видимому, решила уберечь меня от лишних переживаний. Разговаривая со мной в пятницу – я звонил ей из Германии, – сообщила, что операцию переносят на среду или четверг. Не очень хорошая электрокардиограмма, нужна укрепляющая терапия… Словом, до среды приезжать к ней не стоило.
