– Он знал правду о Бето?
– Знал. Мне не с кем было посоветоваться. После звонка Маноло с просьбой о помощи Ковачу я решила все ему рассказать. Было невыносимо тяжело дальше нести этот груз. Он меня понял. Даже не советовал ехать в Москву, боялся за мое здоровье…
– Правильно боялся, – съязвила Наташка. – А зачем вы все-таки явились в клинику в день похорон?
– Я явилась не в клинику! Неужели не понятно? – Тамара закрыла лицо ладонями, продолжение звучало глухо: – Думаете, легко продолжать жить с чувством вины перед человеком, которого, можно сказать, вогнала в гроб. Маноло не пережила моих откровений. Я не могла открыто присутствовать на церемонии прощания – это ее воля. И Альбрехт выразил бы протест. Но мне было необходимо там быть, понимаете?! – Тамара отняла ладони от лица и пытливо взглянула на Альбрехта. – Чтобы еще раз, хотя бы на расстоянии, попросить у нее прощения. И я это сделала. Несмотря на сильный шок, который пережила, увидев рядом с Альбрехтом Бето… А потом пришло в голову переговорить с однопалатницами Маноло. Появилась дикая надежда… Вдруг она поделилась с ними своими переживаниями и все-таки простила меня. Но оказалось, что Маноло ни с кем из них не откровенничала, общалась только с Наташей…
– Тамара Владимировна, а каким образом вы попали под машину? – неожиданно спросил Димка.
У Альбрехта заходили желваки, но он ограничился едким предложением Тамаре воспользоваться подходящей возможностью и объявить его либо Бето организатором покушения. Лучше взвалить ответственность на него, Альбрехта, поскольку племянника ей уже не достать – Альбер-то Франсиско Осипов погиб в результате авиакатастрофы много лет назад.
– Я не помню подробностей наезда! – с достоинством парировала Тамара. – Пришла в себя уже в машине «скорой помощи». То же самое сказала молодому человеку, пристававшему ко мне с аналогичным вопросом. А что именно говорили свидетели происшествия, мне безразлично. Ни подтвердить, ни опровергнуть их слова я не могу.
– Да все вы прекрасно помните!..
Было невыносимо смотреть на Тамару Владимировну, я встала и уставилась в окно. В открывшейся картине не было никакой фальши. Охотившаяся в траве на мышей Элька не маскировалась под благодетельницу, забытая мною с воскресенья лопата торчала в земле, не стараясь корчить из себя стройное дерево, над бассейном летали крупные стрекозы, а березы в лесу были березами, а не порубочным материалом.
– Вас сбила женщина среднего возраста со светлыми волосами, сидевшая за рулем вишневой косоглазой иномарки, формой напоминающей божью коровку или… приснопамятный горбатый «Запорожец». Не хотите говорить правду – ваше личное дело.
Поворачиваться не хотелось. Как избушке на курьих ножках – приватизированной фазенде бабы Яги. Не зря она предпочитала стоять к лесу передом, к непрошеным гостям задом. Но было как-то неудобно перед людьми. Я все-таки развернулась и принялась изучать пейзаж за другим окном, заметив, что муж приосанился и пригладил волосы. Его голова и плечи были лишней, но неотъемлемой частью пейзажа.
– Вы, Тамара Владимировна, узнали эту женщину, поэтому и пожелали все скрыть. Ваше бегство из больницы было вынужденным. И если бы не серьезные осложнения в вашем состоянии, вы бы непременно постарались воспользоваться имевшимся у вас билетом для отлета в Испанию.
– Вы не посмеете… – прошелестела с дивана Тамара Владимировна, сжав кулаки у подбородка. Мне бросилось в глаза огромное мокрое пятно на ее блузке. Мы так и не промокнули сеньору.
– Посмеет… – тихо возразил Ромик.
5
Я действительно «не посмела». Более того, когда Димка потребовал от меня свой мобильник, заявив, что не намерен и далее принимать участие в дурацком спектакле на отвлеченную тему, твердо пообещала, что телефон он не получит. Хотя бы потому, что не помню, куда его засунула. Альбрехт тут же с готовностью предложил свой мобильник. Я не возражала, все равно Димка не помнит номер следователя. Муж повертел в руках дорогую вещицу и вернул господину Ковачу с наказом беречь от грабителей. При этом почему-то посмотрел в мою сторону.
Все бы ничего, да Наташка не выдержала и отметила, что действия господина Ефимова как раз и являются самым настоящим дурацким спектаклем, а режиссер и актер из Ефимова – никакой. Димка тут же напомнил ей, кто в доме хозяин, и от лица самого себя заявил, что чужой самодеятельности в нем не потерпит.
– Ну и сиди себе хозяином в своем доме! А мы пойдем в беседку. Ир, как ты думаешь, если разделить между вами имущество поровну, кому она достанется?
Альбрехт попытался перевести все в шутку, заявив, что у него в вопросах, касающихся бракоразводных процессов с разделом имущества, больший опыт и лучше всего оставить все как есть – единым целым.
Тамара Владимировна, закрыв глаза, но взметнув при этом вверх стрелки бровей, что-то невнятное шептала себе под нос. Кажется, читала молитву. А мы с Ромиком переглядывались, без слов понимая друг друга. В конце концов, я не выдержала и развела руками, давая ему понять, что не могу собраться с духом и перейти к заключительной части рассказа.
– Но вам легче это сделать, – вслух возразил он.
– Ошибаешься… – промямлила я и снова развела руками. – А пусть начнет Тамара Владимировна, – в полной тишине внесла я альтернативное предложение.
– Да кто бы возражал? – прогремел над моей головой голос мужа. Руки снова взметнулись в сторону – от неожиданности. Даже не заметила, что мы с Ромиком своим тихим поведением привлекли всеобщее внимание.
Монотонное бормотание с дивана оборвалось. Брови Тамары Владимировны опустились, правый глаз открылся. Она им немного поморгала и открыла второй.
– Вы что-то собирались сказать, – напомнила ей Наталья.
– Да. Дайте какое-нибудь полотенце, здесь все мокрое. И мне хотелось бы переодеться. Принесите мою сумку и помогите встать.
Все переглянулись, но никто и с места не сдвинулся.
– Я понятия не имею, где у вас сухие полотенца, – пожал плечами Альбрехт.
– Я тоже, – поддержал его Димка.
– А я знаю, но не скажу, – закусила удила Наташка. – Хозяину положено самому все знать в своем доме.
Я решила немного выждать. Вдруг обойдутся без меня? Но тут прозвенел голос Ромика:
– Тамару Владимировну сбила моя мать!!!
Меня как ветром сдуло! За сухим полотенцем. И пока за ним лазила, руки тряслись с такой силой, что рухнула вся полка с постельным бельем.
– Прошу прощения, – плохо соображая, обратилась я к шкафу и принялась рыться на другой полке, старательно прислушиваясь к звукам, доносившимся из кухни. Понимала, что намеренно тяну время, но вернуться назад просто не было сил.
«Со всей очевидностью, погромов нет», – отметила я про себя и вытащила полотенце. При этом лежащая на нем стопка белья слетела вниз.
– Что за погром? – спокойно поинтересовался появившийся Димка, обеспокоенный моим долгим отсутствием. Зачем ты схватила эту ночную рубашку? Немедленно брось. Только интима нам сейчас не хватало. Идем, я сам возьму полотенце.
