– Нет! – вскинулась я так, что с моего капюшона добровольно слетела кучка снега.
– Да! – поддержала меня слегка испуганная Наташка. – В смысле «нет!». Катерина уехала еще днем. Сказала, что завтра ей на работу. Никуда твой развеселый папаша не денется. Наверное, в деревню рванул других веселить. Здесь мы уже все обхохотались. Пойдемте-ка лучше домой. Прошлую ночь не спали, и эту – сейчас уже около часу. Честное слово, так надоел этот Новый год! А завтра еще только второе число. Впрочем, оно уже наступило. В Москву хочется.
Я имею в виду свой родной дом. Но для начала вернемся хотя бы сюда.
Наталья достала ключи и принялась открывать дверь. Распахнуть ее помогла Денька, выкатившаяся радостным клубком.
– Мистика! – второй раз за короткое время объявила Наталья, легко сбросив псину на меня. Деньке было все равно, кого облизывать. – Так, девушки, напоминаю: Денька была капитально закрыта лично мной в комнате нашего с Машкой предварительного заключения. Василиса Михайловна, надеюсь, спит. Нас в доме нет. Напрашиваются несколько вариантов: либо это опять Карл Иванович хулиганит, либо нечистая сила. А может, они выступают единой организованной группировкой. Как хотите, а у меня весь сон пропал. Маш, ты извини, но мы с Ириной будем ночевать в другом месте. Ног не пожалеем, а доберемся до деревни и попросимся к кому-нибудь на постой. Следователь нас поймет и не осудит. Во всяком случае – строго.
Машуня зарыдала в голос. Да так жалобно, что лично мне стало еще хуже, чем ей самой. Наташка немного посопротивлялась, а потом заревела громче Машуни. Я бестолково пыталась успокоить обеих. Сошлись на том, что бросать друзей в беде – последнее дело. Но и скрывать какие-либо подробности, имеющие отношение ко всей этой истории, недопустимо, что я особо подчеркнула. С тем мы и вошли в холл, предварительно основательно его выстудив, потом закрыли входную дверь на ключ, который Наташка опять убрала в свой карман.
Василиса Михайловна крепко спала. Подниматься наверх желания не было. Был троекратно усиленный страх – мы все трое боялись встречи с непознанным. Причем Машуня уверяла, что ни ей, ни членам ее семьи никогда не приходилось сталкиваться с такими неприятными сюрпризами, кроме как на экране телевизора. Задушевная мелодия мобильника, надрывавшегося с комода, как нельзя кстати вписалась в ее заверения удачным музыкальным оформлением.
– Отец! – вскочила Машуня и кинулась к телефону. – Ну, точно, где-нибудь в гостях! Сейчас я ему праздничек испорчу!
Высказать она так ничего и не успела. Довольная улыбка сползла с ее лица, как в рекламном ролике легкая ткань с проэпиллированной ноги девицы-красавицы. Молча выслушав абонента, она опустила руку с мобильником, взглянула на часы и только тогда тихо сказала:
– Боже мой, какой ужас…
Хлопая глазами, мы ждали продолжения. Только и всего? Мало мы за сутки ужасов видели? Но продолжения не было. Мария Карловна, постарев на глазах лет эдак на двадцать, бессильно подпирала стенку, направив взгляд в бесконечность. И что она там видела, мы не знали.
Первой не выдержала Наташка:
– Одним ужасом больше, одним меньше… Маш, что случилось?
Машуня с трудом оторвалась от созерцания чего-то, видимого только ей, и перевела измученные глаза на нас.
– Собирайтесь, девочки. Вы были правы. Вам нельзя находиться в этом проклятом доме. До деревни совсем недалеко. Доедете минут за десять.
– Но у нас нет бензина. Разве что постараться слить его из машины Рената, – смущенно пробормотала Наталья.
– Пустые хлопоты, – уверенно заявила я. – Бензина нет ни в одной машине. Кто-то очень постарался оставить нас здесь. Хорошо, если в свидетелях. И не по прихоти следствия. – Я ощутила очередной прилив храбрости, замешанной на злости. – Действует человек. Из плоти и крови! А косит под нечистую силу. Давайте разбираться. Пешком мы отсюда не выберемся, да и уже второй час ночи. Думаю, еще один сюрприз не за горами. Но на его подготовку организатору нужно время. Давайте тоже не будем тратить его бездарно. Мария, что тебе сообщил писклявый голосок по телефону?
Машуня, не отлипая от стены, плакала, но почти беззвучно. Судорожные всхлипы интеллигентно не нарушали тишины. Я невольно бросила взгляд на часы. Маятник ровно гулял по отведенной ему амплитуде. Кто-то опять запустил эти ходики. Чуть меньше чем через полчаса снова пробьют – ну прямо китайская пытка! Наташка подошла к Машуне и осторожно потрясла ее за плечи. Голова бедняжки болталась, как у болванчика. Не долго думая, подруга отлепила несчастную от стены и тут же весомо приложила ее обратно. Машунины ресницы испуганной птицей вспорхнули вверх, лицо болезненно перекосилось. Звук от удара ее головы о деревянную перегородку вполне мог бы заглушить бой часов.
– Больно? – участливо спросила подруга.
Машуня всхлипнула и принялась потирать затылок – вполне нормальная реакция на боль.
– О! – подняла палец Наташка. – Называется, почувствуйте разницу! То, о чем ты плачешь, не больно. Плачет твое дурацкое воображение. Меня тоже без глаз обещали оставить. Можно подумать, я дала на это согласие. А Ирку без ушей. Как оглохнет, блин! Но страшно другое: на фиг она в таком виде будет нужна своему Ефимову? Он привык ее воспитывать в строгости двадцать четыре часа в сутки! Это ж для него катастрофа! Да и сама Ирка с момента рождения привыкла к своему естественному слуховому аппарату, а с такими привычками крайне болезненно расставаться. Она и не собирается это делать. Правда, Ириша?
Я поспешила согласиться.
– Вот видишь, Машенька? Ты что, дурнее нас?
Машуня шмыгнула носом, решительно распрямила плечи и сурово нахмурила брови. Только губы немного кривились. Сразу стало понятно, что она не дурнее нас. Пока Наташка продолжала сеанс психотерапии, я остановила часы и вытащила из них маятник, по ходу дела комментируя свои действия. Резюме – часы остановились за полночь! Маятник, оказавшийся неожиданно легким (а звону-то!), на всякий случай скрутила в бараний рог, затем, насколько хватило сил, перегнула пополам и варварски потопталась на искореженной железке ногами. Цель обосновала позднее, когда Наташка сделала перерыв в своей блестящей речи.
– Машка, можешь нам ничего не говорить. Я догадалась, какое «развеселое» известие ты получила. Тебе выделено определенное количество времени, чтобы в муках дожить срок, отпущенный злоумышленником для страданий. По сути, маньяк рассчитывает на то, что ты, считая каждую последнюю минуту, не выдержишь и найдешь способ уйти из жизни добровольно. На крайний случай – обязательно свихнешься. А потом следствие повесит на тебя ответственность за все, что случилось в этом доме. Вот тут-то мы с Наташкой как свидетели и пригодимся. В писклявые угрозы по телефону никто не поверит, в нечистую силу – тоже. Посмеются и сделают строгое внушение, основанное на статье уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за лжесвидетельство. Решат, что выгораживаем тебя. А картина для следствия простая: на почве безумной ревности ты окончательно сбрендила, убила мужа, а следом всех своих родных. Отца и мать исключительно из жалости – чтобы не тратили свою пенсию на передачи тебе в зону. А Алька, хоть и не пенсионерка, но кому нужна сирота московская? Детский дом, интернат, затем полная растерянность в самостоятельной жизни и панель…
