С родственниками разобрались быстро. Родная сестра матери Владимира была замужем за российским дипломатом и кочевала с мужем и сыном по всему свету. Что касается факта продажи драгоценностей, Кириллов его не отрицал. Мать, которой они принадлежали, приняла сторону сына, а вот жена повела себя до неприличия базарно. В присутствии ответственных лиц Тамара визжала так, что у слушателей закладывало уши. Сквозь этот невыносимый шумовой эффект проглядывали рациональные обвинения: Кириллов безнадежный дурак — бессребренник, продавший второпях за гроши бесценные семейные реликвии и этим непростительным деянием лишивший собственную семью возможности хоть когда-нибудь пожить по-человечески.
Кириллов так до конца и не простил жене этого «концерта», несмотря на то, что Тамара, до момента разборок и не подозревавшая о существовании драгоценных раритетов, таким образом спасала его. По своему разумению. Об этом же ему твердил Серегин. Впустую! Сам он ни словом не обмолвился о личности покупателя, заявив, что продал украшения какому-то случайно подвернувшемуся дельцу.
— Ясное дело, — заметила я. — Покупатель наверняка был упакованный и с положением. При осуществлении сделки потребовал молчания о своей персоне. Откуда у простого советского человека большущая сумма денег в наличии? Наверняка еще и пригрозил, например расправой над семьей, если нарушит обет молчания. Прости нас, Виталик. Честно говоря, мы думали, что анонимщик — твой отец.
— Да вы что?! — подпрыгнул на заднем сиденье Виталик. — Да вы вообще знаете, что за человек мой отец?! Да он жизнью своей рисковал…
— Что ж ты так голосишь-то, родимый? — невозмутимо заметила Наташка. — Если на то пошло, все мы жизнью рисковали. Не ты ли первый обещал нас удавить?.. Ир, он удавить нас обещал или?.. Ой, даже говорить страшно. Ириша, ты лучше свою версию не озвучивай. Мы ведь, милый великовозрастный мальчик, после этой твоей живой картинки в метро тебя Годзиллом обозвали. Кстати, как ты попал на свято место Даниловского монастыря, где у нас была назначена встреча с дочерью Кириллова?
— «Как, как…» На машине. По просьбе отца. Он вечером в среду переговорил с Маринкой о состоянии матери, та ему и сказала, что какие-то сумасшедшие тетки набиваются на свидание в Свято-Даниловом монастыре. Скорее всего, аферистки, выдающие себя за ясновидящих. Отец заподозрил неладное. Вы ведь знаете подоплеку — историю со звонками Владимира Родионовича «с того света». Как мог, успокоил, сказал, что все выяснит. Ваши телефонные номера взял на заметку, ну и попросил меня ему помочь. А меня как раз перекрасили, к съемкам рекламного ролика подготовили. Я изображал одиночку на необитаемом острове, выжившего исключительно за счет витаминизированной жвачки. Ну после съемок я сразу и рванул. С бородой.
— Ты что, артист?! — Я резко развернулась назад и ойкнула. Что-то вступило в поясницу.
— Да нет. Отец деньгами особо не балует. Приятель выручил — дал подработать. За съемку в рекламных роликах хорошие деньги платят… Так вот, на месте вычислил вас сразу, сделал несколько снимков. Даже обрадовался, что все так удачно. Ну, думаю, сейчас рвану за вами и определю среду вашего обитания. А вы оказались «безлошадными», своим ходом отправились. И следом очередная неприятность: переулок, где я пристроил свою тачку, узкий. Какой-то подлец долбанул меня в зад, подфарник вдребезги. Такая злость разобрала! В том числе и на вас. За вами-то все равно пришлось тащиться. В метро вы, конечно, классно ушли от слежки. Отец после моего отчета в восторге был. А жест этот… Ну, бес попутал. Дурацкая угроза, разбитым подфарником рожденная. Простите, если не сложно. Действительно угрожал — хотел, чтобы вы поняли: у Кирилловых есть защитники, следует прекратить эти потусторонние запугивания. Никто ни копейки вам за предсказания платить не будет. Мало того, если не прекратятся издевательства… Словом, голову оторвем.
— Вот те на! — обиделась Наташка. — За ясновидящих, бывало, нас и раньше принимали, но чтобы за аферисток!..
— Так я же говорю, была непростая ситуация.
— И в этой непростой ситуации нам очень просто могли бы оторвать голову! Ирка, ты собираешься, в конце концов, сесть нормально? Только нервируешь.
— За… заклинило, — со стоном пожаловалась я. — Но до дома, наверное, пройдет, тогда и развернусь.
— Давайте остановимся, я помогу, — с готовностью откликнулся Виталик.
— Не надо! Пусть сидит так. Народ меньше на меня отвлекаться будет. Я сегодня прекрасно выгляжу, но все-таки за рулем. А что было потом?
— Потом я вернулся назад за машиной, убедился, что у меня и второй подфарник вдребезги. Пришлось заезжать в магазин. Домой прикатил достаточно поздно. Отец еще днем успел уточнить все детали вашего звонка. Я показал ему снимки, поведал печальную историю моей собачье-розыскной деятельности и завалился спать. Что вас еще интересует?
— Твоя собачье-розыскная деятельность в аэропорту.
Я осторожно, но глубоко вздохнула, в спине что-то щелкнуло, боль отпустила. А в голове окончательно прояснилось — не иначе, как поэтому кое-что вспомнила. С превеликой осторожностью заняла нормальное положение, зарекаясь впредь отслеживать события на заднем плане. Надо себя беречь. В первую очередь для истории с фальшивым золотом молчания. Вернее, с ее разгадкой.
— Закрытая тема! — спокойно, но твердо заявил Виталий и завозился, не зная, куда бы пристроить ноги.
— Хорошо. Тогда что ты делал в бессознательном состоянии в квартире покойного Владимира Родионовича? В субботу, после посещения аэропорта. Про ключ не спрашиваем, его запасной вариант вам мог дать сам покойный или члены его семьи. При жизни.
— А что там делали вы? После посещения аэропорта. И откуда у вас ключ?
— С нами как раз все ясно. Возвращаясь на дачу, я имела глупость ответить на один звонок, звонила якобы Елизавета Марковна. Знакомо это имя?
— Допустим.
— И допускать нечего. В тот субботний день, пользуясь бородатым актерским реквизитом, ты провожал ее, контролируя безопасность отлета домой, за границу. А в это время твой папа вызывал огонь на себя, иными словами, отвлекал внимание людей, ведущих охоту за… Скажем, определенным диском. Интересно, куда Валерий Павлович приобрел билет? Молчишь? Ну, ладно. В данном случае молчание — настоящее золото. И знак согласия. Предчувствуя опасность, отец выдал тебе звонок с мобильника Натальи Николаевны, чтобы ты знал, у кого можно узнать подробности, если оправдаются его опасения в отношении собственной безопасности. На разговоры с объяснениями времени у него не было.
— Елизавета Марковна не могла вам звонить, — уверенно заявил Виталий. — О, ботинок слетел.
Он ощутимо толкнулся ногами в мое кресло, оно моментально сорвалось с места, и в ту же секунду меня чуть не расплющило о переднее стекло. Я обессиленно проводила глазами знакомую машину. Наташка запоздало айкнула, «Ставрида» завиляла, а я, переорав Наташку, дала зарок впредь со всей серьезностью относиться к ремням безопасности. Виталик вообще не подавал признаков жизни. И правильно делал. Зачем парню стойкая утрата трудоспособности, которую, в свою очередь, переорав меня, пообещала ему Наташка. Только голос ее по мере распыления угроз почему-то сходил на нет.
