Последний жилой дом принадлежал молодой паре. Жена с маленькими детьми-погодками пяти и четырех лет с ранней весны и до поздней осени жили в деревне, а муж приезжал из Калинина на выходные, а то и среди недели.
Еще на трех участках намечается строительство. Один из новых хозяев даже родителей привез. Жить пока негде, так он их в бане поселил.
Несмотря на крайне интересные сведения, я с трудом подавляла зевоту. Наступило какое-то странное расслабление и прямо-таки тянуло в сон. Заметив это, баба Тоня весело рассмеялась:
– Во, девки, как я вас ухандокала разговорами. Подите-ка прилягте.
Наташкина хозяйственность заставила меня немного проснуться: подруга вытащила из пакета постельное белье и быстро застелила кровать и диван, монотонно бормоча при этом, что собака зарыта в доме Силкиных. Я была с ней согласна.
Бывает такое состояние, когда сознаешь, что проснулась, но глаза при этом открывать совсем не хочется. Я, потеряв бдительность, немного поворочалась, устраиваясь поудобнее, в надежде на то, что удастся еще немного поспать, и тут же почувствовала на своей физиономии Денькин язык. Отплевываясь и ругаясь, оттолкнула веселую псину в сторону и услышала Наташкин, но какой-то странный голос:
– Между прочим, собачья слюна бактерицидная.
– Подруга сидела, поджав одну ногу под себя, вторую свесив с кровати, и, перекосив лицо рассматривала в зеркало остаточные явления синяка под глазом. Не успела я запоздало вякнуть, что не имею пока еще ран, которые надо зализывать, как Денька, решившая, что не следует обходить вниманием собственную хозяйку, подпрыгнула и лизнула ее в нос, выбив из руки зеркальце. Хозяйка взвилась и облаяла собаку, а я довольно хихикнула и подошла к окну.
Не знаю, чему я удивилась больше – стеклопакету в оконном проеме или виду из окна. Нет, пожалуй, все-таки виду из окна. Березовый лес, такой светлый и радостный, невольно заставлял улыбаться. Казалось, в мире не может быть ничего плохого, пока на свете существует такая красота. Расхожие фразы «природа лечит» и «назад – к природе» обрели вдруг свой истинный смысл и тут же вылетели из головы после возмущенного возгласа Наташки:
– Балдеть будешь или делом займемся?
– Делом, конечно, – вздохнула я.
Передав бабе Тоне обнаруженные при детальной разборке багажа припасы и уговорив ее не беспокоится о нашем питании, мы отправились на прогулку. Проходя мимо дома Силкиных, не выдержали и замедлили шаг. Впрочем, было на что посмотреть. Возведенное из цилиндрованного бруса, с открытой круговой верандой и нестандартными ромбовидными окнами добротное строение впечатляло. Часть крыши была стеклянной. Забор как таковой отсутствовал, очевидно, у хозяев до него не дошли руки. В глубине двора просматривался массивный кирпичный сарай и банька.
Самым скромным, и, казалось, стеснявшимся этого обстоятельства жилищем оказался дом профессора. Сидевшая в шезлонге женщина в соломенной шляпке, улыбнувшись, ответила на наше приветствие. На ее коленях стояла коричневая курица и что-то клевала с блюдца. Женщина, без сомнения профессорша, ей помогала, то есть тоже опустошала блюдце, аккуратно облизывая пальцы.
Возвращаясь назад, мы с Наташкой все еще ломали голову, чем же лакомились курица с профессоршей.
– Собаку-то без поводка водите, не кусается? – услышали мы громкий мужской голос и разом вздрогнули.
Денька, тявкнув от страха, спряталась за Наташку, а та, обиженно схватив ее за ошейник, ответила:
– Как бы ее кто не покусал.
С крыльца дома Силкиных спускался далеко не худенький мужчина лет пятидесяти в застиранной спецовке, когда-то, очевидно, синего цвета. На голове сидела дачная легкомысленная кепочка. На ногах, несмотря на жару, длинные резиновые сапоги. Лицо и руки, как у араба, темно-коричневого цвета. Мужчина молча кивнул головой и направился было дальше, но вдруг резко остановился и спросил:
– А, так это вы у Кудряшовых остановились?
– У Кудряшовых? – удивилась я. – Нет, мы у бабы Тони остановились, хотя… фамилии ее не знаем.
– Так это и есть Кудряшовы. А откуда ж приехали? – Мужчина говорил спокойно, но лицо казалось каким-то раздраженным.
– Из Москвы. Да мы ненадолго…
Мужчина опять кивнул головой. Разговор, казалось, исчерпал себя, но ни мы, ни он не уходили. Наконец я, первая поняв неловкость ситуации, сделала шаг по направлению к дому бабы Тони. И тут вступила Наташка:
– Похоже, вы не любите москвичей?
– Это почему вы так решили?
– Да по вашему лицу все без слов ясно. Не волнуйтесь, все грибы не соберем.
– Не знаю, что там вам ясно. У нас дочь тоже в Москве живет.
Наташка присела завязать развязанный Денькой шнурок на кроссовке, и не увидела, что выражение лица оппонента изменилось. И совсем не в лучшую сторону. Оно стало настороженным, каким-то колючим, что ли.
– Ну да, девочка не в Торжок поехала, не в Калинин, а прямо в Москву рванула, – ехидно заметила Наташка, поднимаясь. – Представляешь, – обернулась она ко мне, – моему Лешке и мне, естественно, одна из Липецкой области чуть на шею не села. Но я с ней быстро разобралась… Раздался звук хлопнувшей двери – мужчина вернулся в дом.
– А что ж ты мне об этой истории не рассказала? – с упреком спросила я Наташку.
Мне почему-то казалось, что Лешик явно симпатизирует моей Алене. Не знаю, как там насчет взаимности, но все равно стало обидно.
– Ну ты и пробка! – возмутилась дорогая подруга. Я ж специально приврала. Зато как эту наглую морду сразу сдуло! Теперь мне понятно, в кого Аннушка уродилась.
– Давай-ка взглянем на речушку, – предложила я. – Что-то маловата она для того, чтобы оправдать название деревни – «Реченская».
Первое впечатление не обмануло. Речка действительно была маленькой. Дно устилали камни, вода была чистой и прозрачной до такой степени, что ее хотелось попробовать на вкус. Но на это решилась только Денька. Вдоволь налакавшись, она куда-то удрала.
– Такие камни сейчас очень дорого стоят, – заметила я. – Их в Москве в магазинах стройматериалов продают.
– Будем возвращаться, прихватим, – сказала практичная Наташка.
По берегам густо росли гигантская махровая крапива и тальник. И если бы не тропинка, едва ли мы решились бы спуститься вниз. Приглядевшись, в воде можно было заметить маленьких, почти прозрачных рыбок.
– Ой, какие малюшечки! – восхищенно засюсюкала Наташка, балансируя на скользком валуне.
– Огольцы. Малышня их вилками ловит, – раздался чей-то голос за спиной
От неожиданности Наташка взвизгнула и свалилась в воду. Я тоже взвизгнула и шарахнулась в сторону, в заросли крапивы, где и уселась. И взвизгнула еще пару раз. Сверху, ухмыляясь, на нас смотрел довольный отец Анны. Наташка молча пыталась встать – ноги скользили по камням. Я тоже предприняла аналогичную попытку, только не молча. Рассудив, что помощь в первую очередь необходима мне, спасатель буквально выдернул меня за шиворот из крапивы, затем, несмотря на яростное сопротивление подруги, спас и ее. Выбравшись наверх, мы сухо поблагодарили благодетеля, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. Не знаю, удалось ли, поскольку это самое чувство у Наташки было капитально подмочено и измазано чем-то темно-зеленым, переходящим в черный цвет как на одежде, так и на руках, лице и даже – волосах. Зато остатки синяка стали совсем незаметны, хотя очки и не закрывали глаза. Их Наташка брезгливо держала двумя пальцами в отведенной в сторону руке. Я же все время морщилась и потирала окрапивленные части тела.
