– Балда! Умный человек сам бы догадался. На даче в бассейн запустим.
– Ты прав. Четыре метра на восемь самое подходящее для нее море. Или гавань. На яхте и жить можно.
– Не только. А малый каботаж?
– По кругу? Голова закружится. Лучше с палубы в бассейн нырять…
Рассудив, что фильм мне посмотреть не удастся, я обреченно поднялась и опять отправилась в спальню, решив усыпить себя с помощью какой-нибудь нудной, читанной не один раз книги. Прихватила первую попавшуюся – оказалось, то, что надо. Какая-то немыслимая фантастика из серии Славкиных увлечений. С первой страницы герои вели раскопки – искали клад, спрятанный три тысячи лет назад. На пятидесятой странице они докопались до ручки. Настоящей, из чистого золота. Им бы ею и ограничиться, отпилить и дело с концом. Так нет, принялись упираться и за нее тянуть. Подхваченные неведомой силой, так втроем и загремели в открытое темное пространство. На протяжении еще двух страниц герои все летели и летели. Уж лучше бы копали… Мне это окончательно надоело. Я выпила снотворное, выключила свет и добросовестно стала ждать наступления сна. Мысли невольно возвращались к кладоискателям. Полезли за одним, получили другое… Совсем как все участники истории, связанной с Милочкой и ее загородным домом.
Я вздохнула и поворочалась, укладываясь поудобнее. Может, Наталья права? Насчет клада… И моя интуиция на сей раз спит беспробудным сном. Без всякого снотворного. Надо более серьезно подойти к теме спрятанных сокровищ. Почему-то в голову пришел только один вариант серьезного к ней отношения. Я воочию представила себя и Наташку в теплых куртках и валенках, методично перекапывающими огромными лопатами Милкин участок. Снег был невесомым и перелопачивался довольно легко. Но само занятие довольно нудное. Со стороны перелеска со знакомым мне Милкиным красным тазиком на помощь спешила женщина в красивом платье образца 1812 года. Прямо с первого бала Наташи Ростовой. Но когда она подошла ближе, я увидела, что женщина закована в плотный панцирь льда. И не идет, а ледяной статуей скользит по снежному насту. Где-то уже слышала – таких, как она, надо немедленно положить на теплую печку. Но где ж ее, эту печку, взять? Невольно дернувшись бежать к Совкиным, я проснулась, обрадовалась этому обстоятельству и опять заснула. С мыслью, что упускаю что-то важное. Но уже ни о чем не хотелось думать…
Ровно в восемь утра за Борисом пришла машина. Я не поленилась рано встать, чтобы от души пожелать ему доброго пути. Еле вклинилась со своим пожеланием. Наталья с красными от слез глазами, почти не соблюдая знаков препинания, давала мужу последние наставления. Было похоже на автоматную очередь, только не страшно. Если бы он дослушал до конца – опоздал бы на самолет. В ожидании лифта Борис гладил жену по голове и время от времени нацеловывал, с гордостью ощущая свою незаменимость. В квартире за дверью стонала собака.
Минут пять после его отъезда подруга плакала, медленно осознавая преимущества временной свободы. Потом без всякого перехода заявила:
– Я вчера Маринке прозвонилась и назначила встречу. Как хорошо! Сегодня никакой готовки! Лешка уедет к приятелю на дачу. Там и заночует. Если бы Дмитрий Николаевич еще на один день задержался… Ты ведь толком и не отдохнула. Как думаешь, нам лучше на машине подъехать или автобусом прокатимся?
– Мне все равно. Лишь бы успеть к Димкиному возвращению.
– Тогда на машине. Еще же и в магазин! – И опять без всякого перехода: – Не знаю, как я без Бориса проживу эту неделю… Тебе-то хорошо, Димка сегодня заявится. Вот бы у Бориса командировка сорвалась! Только… на фига ж мне это надо, а?
Денькины стоны за дверью переросли в вой.
– Во! Даже собака сошла с ума от моих душевных шараханий. Только Лешку ничем не вышибить с дивана. Давай разбегаться. Встретимся, – она посмотрела на часы, – в половине одиннадцатого.
Маринка опаздывала. Часы показывали семь минут двенадцатого, а девушки не было. Скорее всего, проспала.
Я топталась у кафе с соответствующим названием «Топотушки», пытаясь не замерзнуть. Как назло, с ночи грянул мороз. Термометр за окном ехидно показал отметку в двадцать градусов. Натальина машина еле завелась.
Пока я выделывала замысловатые па, подруга, сидя в машине, маскировалась напротив в переулке между двумя рядами домов. Возможно, стоило позвонить необязательной девушке, но не хотелось снимать перчатки.
Она появилась с опозданием на пятнадцать минут и даже не подумала извиниться. Откуда появилась, я не заметила, объясняла двум женщинам, как пройти к метро, затем, где остановка сто сорок седьмого автобуса и, наконец, место расположения нотариальной конторы, которая им, собственно, и была нужна. До нее – рукой подать. Половина остановки пешком. Но женщины к моим объяснениям отнеслись с недоверием. В конце концов, они как пенсионерки имеют право на бесплатный проезд. И не все ли равно, в какую сторону идти им пешком, рассудила я, и спорить не стала. В этот момент и появилась Марина.
Ее трудно было узнать. Макияж отсутствовал полностью. Лицо было простеньким и осунувшимся. Странно… Даже на похоронах отца она была тщательно накрашена. Вывод очевиден – Маринка приехала без своего иностранца.
– Это ваш свитер, – сказала она, протягивая мне пакет. – Нам туда? – кивнула головой в сторону кафе.
– Ты завтракала?
Неудачно перехваченный пакет выпал из моих рук на снег прямо к ее ногам. Она и не подумала нагнуться.
– По утрам я пью только сок. О еде даже думать противно.
– Замечательно! – подхватив пакет за ручки, сообщила я. – Нам именно туда, куда ты показала. И судя по твоему высказыванию, мне удастся на тебе сэкономить.
«Топотушки» нам с Наташкой нравились. Внутреннее убранство стилизовано под русское подворье. Обстановка менялась с изменением времен года. В настоящий момент главным украшением кафе являлись зимние сани на полозьях, возвышающиеся на импровизированной горке. Они, наплевав на некоторое смешение стилей, являли собой шведский стол. Его особенно жаловала молодежь, не имеющая неиссякаемого источника финансирования. За двести рублей можно было не вылезать из кафе целый день и до момента полного отвращения к еде в любом виде, включая деликатесы.
Благодаря Алене, нас хорошо знали в этом заведении. Просто в один из дней ранней осени, когда на месте горки с санями стояла телега, также игравшая роль шведского стола, мы забежали в «Топотушки», спасаясь от неожиданно хлынувшего ливня. Легкая на ногу и на собственный вес Аленка, спасая заготовленную для театра прическу, опередила нас с Наташкой. Именно поэтому мы, остолбенев, и могли лицезреть дальнейшее ее действо… Керамические плитки пола при соприкосновении с мокрыми от дождя подошвами Аленкиных туфелек проявили жестокое коварство. Дочь поскользнулась, пару раз взбрыкнула, пытаясь удержать равновесие, и, пролетев мимо ошалевшего официанта с подносом, на котором красовался пузатый графинчик с тремя стопками, наконец, успокоилась ровно на середине истинно русской телеги со шведским столом. Телега дрогнула, но устояла. Бедный официант, проявивший чудеса ловкости, дабы избежать столкновения с сорока пятью килограммовым «метеором», уронил свой поднос с драгоценной влагой в тот момент, когда Алена вынула физиономию из какого-то салата…