– «Ты славный старик, Розенбум!» – неожиданно обрадовался художник, и Наташка закашлялась. – Сельма Лагерлеф. «Путешествие Нильса с дикими гусями». Дословный перевод. С детства помню. Поехали!
…Рогожин первым вышел на лестничную клетку. Мы шмыгнули следом, поторопившись закрыть дверь коридора. Не хотелось нарываться на Анастас Ивановича. Уже в лифте Наташка заметила, что едет в домашних шлепанцах, но возвращаться по понятной причине не стали. Тогда уж точно дурная примета воплотится в явление нашей милой гренадерши.
На счастье у подъезда никто из знакомых не гулял. От вида рогожинской белой «Вольво» у меня подкосились ноги. Не веря Димкиным темным очкам, я их сняла. Но ничего не изменилось.
– Надо же, как ваши «Жигули» замаскировались! Лучше нас, – стараясь казаться спокойной, еле выговорила я.
Наташка отступила назад к подъезду и отчаянно-быстро шарила глазами по сторонам в поисках случайно забытой кем-нибудь, не важно в каком веке, дубины.
– «Девятка» у меня старенькая, исключительно для разъездов по сельской местности, – не замечая нашего смятения, добродушно заявил художник. – Так и зимует во Владимирском. А из Москвы и в Москву катаюсь на этой.
Он любовно пошлепал машину по капоту.
– Ну так что же вы?
Я не стала ждать результатов Наташкиных поисков и открыла заднюю дверцу. В нее-то, опередив меня на секунду, она и влетела. Вместе с частью моей плиссированной юбки. К сожалению, именно эта часть захотела доказать на практике свою принадлежность к целому и потянула его за собой. Пережив несколько неприятных мгновений, в течение которых мне пришлось отстаивать свое право ходить одетой, осложненных поисками принудительно расстегнувшихся на поясе булавок, я все-таки угнездилась рядом с Наташкой. И мы поехали.
Пробка на Варшавке приветствовала сигналами нервничающих от вынужденного безделья водителей. Создавалось впечатление, что все разом опаздывают: либо на самолет, либо на поезд, либо на свадьбу, либо… Не будем о грустном. Мы тоже опаздывали и нервничали. Именно поэтому я не дала Наташке выскочить у Даниловского рынка за самыми дешевыми розами, косящими под голландские. Настояла на необходимости проехать к запланированному месту встречи. И поглядеть, как я, собственно, и планировала, исподтишка.
Сто девяностый «Мерседес» цвета мокрого асфальта терпеливо стоял в оговоренном месте. Мы проехали мимо. Разглядеть пассажиров сквозь тонированные стекла было невозможно, а вылезать они явно не собирались. Ну и ладно!
Остановились у последнего подъезда. С достоинством, как и полагается пожилой женщине, прибывшей на солидной иномарке домой, я вылезла из машины, ненавязчиво косясь в сторону иностранного собрата нашей белолицей «Вольво». Вот только прикид у меня… Успокоила себя тем, что могу считаться не только погорелицей, но и колхозной матерью нувориша. Наташке вылезать строго-настрого запретила, оставив ее в полном недоумении. А художник и сам не предложил. Трусоват активный помощник оказался…
Не подумав о том, что дверь подъезда может быть закрыта на кодовый замок, я неспешно поковыляла «домой». Естественно, стараясь не упускать из виду «Мерседес». Мимо пробежали двое молодых людей, удостоивших меня пристального внимания. То ли юбка сохраняла старый шарм, то ли кофта слепила глаза… Намеренно застряв у скамеечки, принялась рыться в сумке, якобы в поисках ключа. Парик опасно поехал на лоб. Но было не до этого. Рядом с «Мерседесом» остановилась темно-зеленая «иностранка», кажется, «Дэу». С водительского места сорвалась молодая женщина с мобильным телефоном и белым листком в руках и бросилась к «Мерседесу». Его двери приветливо распахнулись, выскочил мужик в нахлобученной на лоб кепке и тренированным движением, подкрепленным пинком под зад, запихнул женщину на заднее сиденье машины, где ее ждали чьи-то не дружеские, но распростертые объятия. Мелькнула на прощанье женская нога в черной туфельке, кепкастый тип оглянулся по сторонам и быстро сел в машину. «Мерседес» сорвался с места и был таков.
Наташка и художник, выкатившись из «Вольво» одновременно и без шика, тупо уставились на место, спешно покинутое «Мерседесом». Причем лица на обоих не было. Наташкино – надежно скрывалось под платком, а у Рогожина являло собой маску из смешанных, далеко не радостных чувств. Впрочем, неизвестно, как я смотрелась со стороны. Вернув парик в относительно исходное положение, подняла упавшую сумку, вернулась к коллегам и вежливо попросила кого-нибудь из них заглушить двигатель покинутой женщиной иномарки, вытащить ключ из замка зажигания, а перед тем как закрыть машину, оставить на переднем сиденье номер мобильного телефона Рогожина. Кажется, все ясно объяснила, но никто из них, Слава Богу, не торопился начать действовать. В результате пришлось действовать самой. Даже не перепутав кнопки, по рогожинскому телефону прозвонилась в милицию и сообщила о похищении женщины из машины с номерными знаками. Сказала, что машина, как верный, но беспомощный пес, дожидается возвращения хозяйки в открытом состоянии с невыключенным движком по адресу…
Закончив передачу информации, подумала: «Ну теперь держись, Рогожин! Придется объясняться как свидетелю. Номерок-то при моем звонке в милицию зафиксирован!» Но ему, очевидно, это в голову не пришло. О другом думал, хотя и на одну со мной тему – как бы поскорее смыться. И правильно. Нам с Наташкой даже в свидетели нельзя. Давно в розыске. Свидетели и без Рогожина найдутся. Кто-нибудь из жителей дома наверняка глазел в окно. Вот только телефончик художнику отдавать ох как нежелательно… Может, забудет про него?
Не забыл! Сев в машину, молча протянул за мобильником руку назад, и я тепло ее пожала. Этого оказалось недостаточно. После рукопожатия он потребовал телефон таким тоном, что мне захотелось заодно отдать и свой, но его еще вчера отнял рыжий детектив. Как же мне не хотелось выполнять требование Рогожина…
Отъехав на вполне безопасное расстояние, с противоположной стороны улицы проследили прибытие милицейской машины. Наташка тихо стонала от страха, а когда страх отступил, на передний план выкатилась волна возмущения – Ирина Санна, мол, предполагала такие последствия и даже не удосужилась ее предупредить. Как теперь вообще можно со спокойной душой жить на свете? Тем более что пострадала невинная женщина.
Не успела я задуматься о своей дальнейшей жизни – душу действительно царапала совесть, как рядом с милицейской машиной остановилась красная «четверка», из нее вылетела «невинная жертва» и закатила дикую истерику с активной жестикуляцией. В таких трудных условиях рождалась правда о том, что с ней произошло. Наташка примолкла, поскольку страдания женщины били фонтаном и через край. Одному из приехавших сотрудников, пытавшихся ее успокоить в тот самый момент, когда она еще не все проорала, основательно досталось по физиономии. Окончания процесса установления истины мы дожидаться не стали, покатили в Бибирево.
Место проживания Хрюшановой, определенное по компьютеру, нашли легко. Рогожин прекрасно ориентировался в этом районе. Как выяснилось, одно время частенько наведывался в гости к друзьям, проживавшим именно в этом доме. Даже нужный подъезд угадал безошибочно. Вот только идти с нами вместе в разведку отказался, а высадив нас, отъехал на порядочное расстояние. И не удивительно. Боялся в такой компании попасться на глаза знакомым. При других обстоятельствах я сама с собой бы не пошла, а когда Наташка стянула свой платок и поправила макияж, стало ясно, что не пошла бы и с ней. Накрашенная кукла в светлом парике с прической «а-ля пуделиха». Поэтому крайне непонятна была реакция двух молодых бездельников, которых нам пришлось обойти, поскольку они не желали уступить дорогу:
