Его маневр не прошел незамеченным. Мадам Баллю, консьержка соседнего с книжной лавкой дома, была обеспокоена присутствием всклокоченного старика в обтрепанном плаще с набитыми всякой дрянью карманами.
— Вот ведь беда, эта обезьяна снова здесь, выскакивает, как черт из табакерки, видно, что-то затевает. Нет, это уж слишком, я не позволю ему мочиться на мой фонарь!
Разгневанная матрона подхватила ведро и вышла на улицу.
…Виктор вскочил, откинув одеяло. На улице кого-то убивали. Он ринулся к окну и увидел мадам Баллю, которая размахивала ведром над головой, наскакивая на грозившего ей кулаком старика. Того самого старика с кладбища!
Виктор в мгновение ока натянул рубашку, жилет, брюки и редингот. Таша наблюдала из-под ресниц, как он сражается с кнопками на гетрах и напяливает шляпу. Виктор схватил трость и наклонился, чтобы поцеловать любовницу. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, он уже бежал вниз по лестнице.
Виктор вихрем промчался мимо багровой от возмущения мадам Баллю, призывавшей в свидетельницы мадам Пиньо:
— Вы только взгляните на этого грубияна! Сказала ему, чтоб не мусорил на моем тротуаре, а он обзывает меня ведьмой!
Таша подняла занавеску и успела увидеть бегущего к набережной Малакэ Виктора. Она попыталась утешить себя тем, что роман с сумасбродом придает ее жизни остроты, но тревога не оставляла ее: Виктор явно собирался разворошить очередное осиное гнездо.
Яростные порывы ветра разгоняли собравшиеся над Сеной черные тучи. Папаша Моску то и дело оглядывался. На набережной Малакэ букинисты выгружали из двуколок коробки с книгами и раскладывали свой товар на парапете. Виктор шел за папашей Моску, прячась за их спинами. На набережной Конти он укрылся за углом полицейского поста, а потом прыгнул в стоявший у тротуара фиакр.
Они выехали на Новый мост, по которому двигалась плотная толпа: служащие, домохозяйки с плетеными корзинками, школьники в серых блузах, продавцы жареной картошки и каштанов. Виктор вынужден был метаться из стороны в сторону, наклоняться, делая вид, что уронил трость, приседать на корточки за серыми каменными прилавками. Конная статуя Вечного повесы предоставила ему убежище, пока старик ругался с велосипедистом, на полной скорости выскочившим на площадь Дофина.
— Кретин на двух колесах! — вопил он.
Они добрались до улицы Труа-Мари и направились к продуваемой холодным ветром набережной Межисри. Приказчики в куртках с поднятыми воротниками спешили выкурить последнюю сигарету, прежде чем встать за прилавок магазинов «Ла бель жардиньер». Торговцы кормом, птицами, охотничьим и рыболовным снаряжением снимали ставни с окон своих лавок.
Виктор лавировал в толпе, не выпуская из виду папашу Моску. Они миновали театр Шатле и попали в водоворот экипажей, выезжающих к фонтану Пальме. Виктор пробирался между тележками с овощами, фиакрами, почтовыми тильбюри, пожарными экипажами, запряженными белыми першеронами. На мгновение ему показалось, что он потерял старика, но тот оказался всего в нескольких метрах впереди: прокладывал себе дорогу, бранясь и оскорбляя прохожих. Они оставили позади здание «Опера Комик», перешли авеню Виктории, сквер башни Сен-Жак, где несколько буржуа читали газеты, миновали улицу Риволи, Севастопольский бульвар и свернули направо, на улицу Пернель.
Виктор замедлил шаг. Он увидел, как старик вошел в лавочку под вывеской «Серебро и подержанные украшения», и спрятался за стоявшей у водосточного желоба тележкой, стараясь разглядеть, что происходит внутри лавки.
Папаша Моску достал медальон, с трудом открыл крышку и, вытащив оттуда фотографию, протянул вещицу хозяину, лица которого Виктор не видел. Старик получил две монетки, молниеносным движением спрятал их в карман и выскочил на улицу. Виктор отпрянул, больно ударился затылком об одну из балок, но успел пригнуться. Папаша Моску постоял на тротуаре, словно раздумывая, что делать дальше, и решительно направился вниз по улице. Виктор хотел было последовать за ним, но устал и замерз. Он посмотрел на витрину — там были навалены часы, столовое серебро и табакерки, нанизанные на стержень обручальные кольца и сверкающие на черном бархате броши. Продавец подошел и добавил еще коралловые бусы, перламутровый пенал, серьги с бриллиантами и медальон в форме сердечка. Виктор не без ностальгии вспомнил, что дарил похожую вещицу Одетте в самом начале их романа, когда питал к ней пылкие чувства. Он повел любовницу в дорогой ювелирный магазин на Вандомской площади и, пока она рассматривала украшения, молился про себя, чтобы ее запросы оказались разумными. К счастью для его кошелька, кольцам и браслетам она предпочла медальон на цепочке, но захотела сделать гравировку: «О. от В.». «Я вложу внутрь твою фотографию, утеночек. И ты всегда будешь со мной». Он спросил: «А если твой муж захочет взглянуть?» Одетта рассмеялась: «Он? Исключено. Мы уже много лет спим в разных спальнях». Виктор сделал вид, что поверил, — его это устраивало.
Он уже собирался уйти, но вдруг передумал и толкнул дверь магазинчика, вспомнив, что покупал Таша дорогие книги, но никогда не делал личных подарков. Этот отливающий всеми цветами радуги пенал отлично подойдет для карандашей и рашкулей
[13]
. Высокий тощий продавец с рыбьими глазами за толстыми стеклами очков показал Виктору пенал, и при ближайшем рассмотрении на крышке обнаружился скол.
— Очень жаль, — пробормотал Виктор и решил взглянуть на гребни из слоновой кости.
— Сколько?
— Двадцать пять франков за оба. Берете?
Виктор расплатился, взял пакет, но задержался. Может, Таша примет от него медальон… и даже положит внутрь его фотографию, подумал он, и эта идея его развеселила.
— Покажите мне медальон — тот, в форме сердечка.
Торговец выложил вещицу на прилавок, и Виктор перевернул медальон, чтобы взглянуть на пробу.
— Это серебро, — поспешил заметить хозяин.
Виктор нажал на кнопочку и увидел внутри сделанную мелкими буквами надпись: «О. от В.»
Его сердце ударилось в галоп, голова закружилась, ноги стали ватными, перед глазами все поплыло.
— Вам дурно, мсье?
Голос доносился откуда-то издалека. Одетта! Значит, она мертва. Виктор пошатнулся.
— Мсье… — позвал голос.
Нет, это абсурд. Одетта, должно быть, продала медальон. Чушь, она слишком им дорожила! Она его потеряла, ну конечно, потеряла. Виктор начал успокаиваться, дыхание выровнялось, предметы обрели прежнюю форму и цвет.
Подслеповатый продавец не спускал с него глаз. Виктору стало неловко, и он попытался улыбнуться.
— Да-да… Красивая вещица, — выговорил он срывающимся голосом. — Ее принес тот старик с длинными седыми волосами?
Торговец напрягся.
— Вы из полиции?
— Вовсе нет, просто хочу знать…
— Я не обязан называть своих клиентов. Так вам нужен медальон или нет?
