Виктор заплатил два франка за билет. Пройдя через фойе, стены которого украшали многочисленные картины, афиши и фотографии, он остановился у входа в бальный зал, пораженный его размерами. Множество столиков и стульев окружало площадку, где под ритмичную музыку кружились в танце пары, коротая время до начала представления. Прозорливый Шарль Зидлер знал, чего хочется его клиентам, и поручил отделку этого храма наслаждений Адольфу Виллету. Для оркестра из сорока музыкантов был построен специальный балкон, который поддерживали высокие деревянные колонны, украшенные орифламмами.
[22]
В отделке зала преобладали теплые тона, а яркий свет газовых рамп, электрических люстр и бра, многократно отраженный настенными зеркалами, придавал обстановке почти восточную роскошь.
Виктор стал протискиваться к бару, расталкивая англичан в бриджах и твидовых кепи с двойными козырьками и сторонясь дам полусвета, считавших, что бледность, худоба и наимоднейшие наряды от Уорта
[23]
придадут их облику особую изысканность.
— Привет, красавчик! Чего тебе налить? — спросила его дородная официантка с копной рыжих волос.
— Ничего, я ищу…
— Ну, ищи-ищи. А как найдешь, дай мне знать. Достаточно просто крикнуть: «Сара!»
Виктор уставился на две большие картины, что висели на стене за стойкой. Они явно принадлежали кисти одного и того же художника. На первой была изображена танцовщица, исполнявшая при большом скоплении народа малопристойный танец перед мужчиной с орлиным носом. Это были те же персонажи, что он видел на афише на бульваре Бон-Нувель. На второй картине наездница верхом на лошади скакала по цирковой арене.
— Тебя мучает любовная тоска, но ты боишься себе в этом признаться. Хочешь, сделаю тебе коктейль? — предложила Сара, склоняясь к Виктору и демонстрируя ему свое более чем откровенное декольте. — Водку со смородиновым ликером, а?
— Хорошо. А кто автор этих картин? — Виктор кивнул на картины.
— Один дворянчик. Сам он коротышка, зато у него длинная, двойная фамилия — Анри де Тулуз-Лотрек. Этот пропойца всегда сидит вон за тем столиком.
Виктор пригубил красноватую жидкость и, поморщившись, отставил бокал.
— Что там намешано?
— Сухое белое, черносмородиновый ликер и капелька водки. Этому рецепту меня научил один русский, князь Трубецкой.
— А кто этот человек с орлиным носом? — спросил Виктор, указывая пальцем на одну из картин.
— Да ты что, красавчик, с луны свалился? Не знаешь Валентина Без-Костей? Сейчас я тебе его покажу. Так, посмотрим, где у нас спрятался этот бес кадрили… А-а, так вот же он, слева от Мом Фромаж и Ла Гулю, видишь, тощий такой. Надеюсь, тебе не надо рассказывать, кто такие его спутницы?
Виктор кивнул. Так вот он какой, знаменитый «Мулен-Руж», о котором столько пишут в газетах! В отличие от Айрис, Виктора это заведение совсем не привлекало. Он не любил большие скопления народа, да и танцы с задиранием юбок оставляли его равнодушным. Он предпочитал любоваться Таша, нежели обтянутыми черными чулками ножками девушек, которые разогревали мышцы перед представлением, стоя возле зеркальной стены.
— Я разыскиваю некоего Гастона…
— Да этих Гастонов тут десятка два, — фыркнула Сара. — Как его по фамилии-то?
— Не знаю. А как найти Фифи Ба-Рен?
— Значит, выслеживаешь всяких подозрительных личностей? Фифи я сегодня еще не видела. На твоем месте я бы прогулялась ближе к фойе, она там обычно пасется.
— Пасется?
— И откуда ты такой взялся? Деньгу сшибает, неужели не ясно?
Музыканты заиграли вальс. Лавируя между парами, Виктор улавливал ароматы иланг-иланга и юфти,
[24]
к которым примешивался запах пота и табака. Несмотря на громкую музыку и шарканье ног, до него доносились обрывки разговоров.
— Что у них сегодня на сладкое?..
— Эта малышка такая аппетитненькая…
— Пусть только вернется, я ему все выскажу!..
Он прошел мимо невозмутимого Валентина Без-Костей, который вел в танце рыжую дородную Ла Гулю с челкой до самых бровей, зачесанными наверх волосами и муаровой лентой на шее. Почувствовав, что Виктор обратил внимание на ее пышную фигуру и глубокое декольте, она остановилась, оценивающе оглядела его с головы до ног, подбоченилась и сказала, ни к кому не обращаясь: «Выходит, этим пижонам своих девок не хватает».
Виктора задели не столько ее слова, сколько тон. Он поспешил к фойе, надеясь, что в толпе франтов в черных цилиндрах и красоток с перьями в прическах, возле которых суетились официанты, ему удастся найти Эдокси Аллар.
— Большую чашу глинтвейна! — заказал мужчина в шляпе-канотье, в котором Виктор узнал салонного художника Альфреда Стивенса. Его спутницы, две молоденькие девушки, смотрели на него влюбленными глазами.
Наконец Виктор увидел Эдокси. На ней было узкое платье в белую и красную полоску и высокая шляпа с огромными бантами. Ему почему-то сразу расхотелось подходить к ней, и он сделал было шаг назад — но слишком поздно.
— Мсье Легри! Вот так сюрприз! Сюда, сюда! Идите к нам! — крикнула она.
С ней за столиком сидели трое мужчин: загорелый красавец в надвинутом на ухо сомбреро, элегантный длиннолицый человек угрюмого вида и блондин с моноклем, рассеянно пожевывающий сигару.
— Знакомьтесь, господа, — сказала она, — это мой старинный приятель Виктор Легри, он торгует книгами, мы дружим еще со времен «Пасс-парту». Луи Дольбрез, — она повернулась к красавцу, и тот улыбнулся, поглаживая свою эспаньолку, — поэт, автор песен, его часто можно встретить в «Ша-Нуар». Альфонс Алле, писатель и острослов, он только что напечатался у…
— Да-да, я знаю, у Оллендорфа. Сборник рассказов «Обхохотаться!», которые печатались в еженедельнике «Черный кот». Я получил большое удовольствие, читая вашу книгу, — сказал Виктор угрюмому мужчине.
— А это Альсид Бонвуазан, скоро он станет лучшим парижским репортером после Аурелиана Шоля,
[25]
— Эдокси дотронулась до плеча своего третьего спутника. — Присоединяйтесь к нам, мсье Легри.
Виктор пожал руки новым знакомым и пристроился между Эдокси и Луи Дольбрезом, который тут же наполнил и протянул ему бокал шампанского.
