— К сожалению, это не вымысел, Жозеф, — понизив голос, заметил Виктор. — Все так и происходило на самом деле. Пойдемте, здесь не принято шуметь.
На улице шел дождь, и Виктор поспешил раскрыть зонт.
— Итак, теперь я не сомневаюсь, — мы имеем дело с местью. Но кто кому хотел отомстить? Ювелир Шарманса доктору Оберто? Или наоборот?
— Да нет, патрон, не похоже, — задумчиво ответил Жозеф. — Мне показалось, что эти двое прекрасно ладят друг с другом. Если, конечно, человек, с которым встречался Шарманса и за которым я следил, и есть тот самый доктор Оберто.
— Судя по вашему описанию, это он, — кивнул Виктор.
— К тому же, я вел его до улицы Наварры… Может, отсюда и его литературный псевдоним?
— Вы определенно делаете успехи, Жозеф, — похвалил юношу Виктор.
— Интересно, эти двое в сговоре или один из них верховодит? — задумчиво произнес Жозеф. — Хотя… для Ноэми Жерфлер это уже неважно: баронесса де Сен-Меслен сошла со сцены. Да и бедняжке Элизе, чья вина состояла лишь в том, что ее мать — воровка, тоже уже ничем не помочь.
— А Луи Дольбрез не вызывает у вас подозрений?
— Похоже, он тоже имеет отношение к этому делу, — кивнул Жозеф. — Куда мы пойдем сначала?
— В ломбард. Туда добираться ближе.
— Если повезет, перехватим нашего Шарманса во время обеда, — сказал юноша, а про себя добавил: «Да и нам самим не помешало бы перекусить».
Однако бородатый толстяк так и не появился в обеденный перерыв на улице Фран-Буржуа.
— Простите, — обратился Виктор к сутулому молодому человеку с лохматыми бровями, — вы мне не поможете? Я никак не могу найти вашего коллегу, Проспера Шарманса…
— Ничего удивительного, он заболел.
— Ну надо же. И давно? — спросил Виктор.
— Сегодня утром. Но не могу сказать, что я по нему скучаю, — неприязненно добавил его собеседник.
— Неужели у него такой тяжелый характер?
— Хуже того, он фанатик, — хмыкнул молодой человек. — Ведет себя так, словно весь хлам, что приносят нам сюда эти бедолаги, безраздельно принадлежит ему, а ломбард — это главное дело его жизни. Смотреть противно, с каким важным видом он тут распоряжается! — Молодой человек с чувством плюнул себе под ноги.
Виктор с Жозефом переглянулись и, выйдя из ломбарда, остановили наемный экипаж.
Дома бывшего ювелира тоже не оказалось. Виктор с Жозефом вернулись в экипаж и велели отвезти их на улицу Монж. На сей раз злой и голодный Жозеф остался ждать внизу, а Виктор позвонил в квартиру доктора Оберто. Дверь открыл тот же мрачный слуга, что и в субботу. Он посмотрел на Виктора с некоторой неприязнью и процедил сквозь зубы:
— Доктора нет дома.
Виктор извлек из кармана монету в сорок су и ловким движением — оно уже стало входить у него в привычку — опустил в карман лакея. Тот округлил губы, будто собирался надуть большой пузырь, и сразу стал гораздо более разговорчив:
— Во время обеда рассыльный принес ему записку, доктор тут же собрался и уехал в Сальпетриер.
…В больничных корпусах сказали, что сегодня доктор Оберто не появлялся, и Виктор разозлился, что день прошел впустую. Жозеф мысленно клялся, что больше никогда не возьмется за расследование на голодный желудок.
Они медленно шли по территории Сальпетриер, размышляя, что делать дальше, когда возле часовни Сен-Луи к ним бросилась маленькая хрупкая старушка.
— Помогите! Там приведение… — взмолилась она.
Виктор бросил быстрый взгляд на Жозефа и отдал ему зонт.
— Что случилось? — участливо спросил он старушку. Он узнал ее — это она несколько дней назад сидела во дворе Манон и вспоминала о своем первом поцелуе.
— Я пришла сюда послушать музыку небес и уже вознеслась к ангелам, когда увидела его, — пробормотала она, хватая его за рукав, и продолжала прерывающимся от страха голосом: — Он там. Он ждет. Я его видела, видела своими глазами! Он вернулся, проклятый разбойник, ходит там взад-вперед, как маятник часов: тик-так, тик-так, весь такой черный, как омут в безлунную ночь. Я его узнала, он вернулся за несчастной Зели Бастьен.
В ее глазах стоял такой ужас, что Жозеф судорожно сглотнул. Ему на мгновение показалось, что вместо приземистой часовни Сен-Луи перед ним зловещее здание Счетной палаты.
[64]
Даже есть сразу расхотелось.
— Пожалуйста, не оставляйте меня, — прошептала старушка и лишилась чувств.
— Побудьте с ней, — кивнул Виктор Жозефу, — а я пойду взгляну, что там такое.
Холодное помещение часовни напоминало пещеру. В неверном свете свечей казалось, что персонажи библейских сюжетов на стенах вот-вот оживут. Виктору невольно вспомнились английские готические романы, вроде «Франкенштейна» Мэри Шелли — эту книгу он получил в подарок от Кэндзи, когда ему исполнилось тринадцать, — или вышедшей из-под пера Р.Л. Стивенсона «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», которую он прочитал в 1885 году, как только она появилась в продаже.
Он медленно шел по часовне. В тишине его шаги отдавались зловещим эхом. Ему показалось, что впереди что-то виднеется. Он прошел мимо ряда скамей.
— Мсье Легри! — прокричал Жозеф. — Вы там как, в порядке?!
— В порядке, в порядке, — отозвался он.
Эхо мгновенно подхватило и разнесло его слова по всей часовне. Сквозь витраж с изображением молящихся святых пробился лучик предзакатного солнца и на мгновение разогнал гнетущий сумрак. Виктор замер, не в силах двинуться с места: прямо перед ним на стене раскачивалась огромная тень. Неимоверным усилием воли он нашел в себе силы медленно обернуться.
Сердце бешено колотилось. Виктор сделал шаг в сторону и ухватился за спинку скамьи. В голове билась только одна мысль: «Бежать!» Ему не раз доводилось видеть трупы, но чтобы такое…
Ноги повешенного раскачивались сантиметрах в двадцати от пола, рядом валялся перевернутый стул.
Виктор схватил свечу. Доктор Оберто больше уже никого не вылечит. Из его ушей и носа тянулись струйки крови, на левом виске расползлась огромная гематома.
Виктор хотел позвать Жозефа, но тут заметил что-то странное в положении тела. Не надо было быть специалистом, чтобы понять — самоубийство инсценировано. Язык не вываливался изо рта, глаза прикрыты, лицо очень бледное. Виктор опустил свечу. На полу была лужица крови.
Тут из-за колонны раздался визгливый смех. Виктор вздрогнул и обернулся. Он увидел женщину с выпученными глазами и распухшей шеей — видимо, несчастная страдала базедовой болезнью. Давясь от смеха, который больше походил на рыдания, она указывала на него пальцем. Виктор опрометью бросился вон из церкви. Выскочив наружу, он постоял с минуту, подставляя лицо холодным струям дождя, и бросился звать на помощь.
