— Минутку, ласточка, позволь мне побыть хоть минутку с тобой наедине. Ты хорошеешь с каждым днем!
— Дорогой! — крикнула Таша, мягко высвобождаясь. — К тебе пришли!
Морис Ломье разочарованно вздохнул. Услышав громкое мяуканье, опустил взгляд и увидел, что о его черные брюки трется кошка.
— Чудесно, теперь я буду весь в шерсти! — пробормотал он, и в этот момент к нему вышел Виктор.
— Ломье! Какими судьбами? Вы уже завтракали? Хотите кофе?
Они прошли на кухню, где Таша уже готовила для них кофе.
— Как поживает Мими? — вежливо поинтересовался Виктор.
— Она передает вам привет. Если позволите, я стащу у вас для нее один круассан. Мими редко ест досыта, бедняжка.
— Что вы говорите?! — воскликнула Таша.
— Чистую правду, моя красавица! Простите за фамильярность, Легри. Вы, должно быть, уже забыли, что удел живописцев — пустой кошелек.
— Но вы, кажется, не так давно были на пути к успеху. Помните, вы показывали мне наброски к портрету Жоржа Оне?
[33]
— возразила Таша.
Морис Ломье и Виктор искоса поглядывали друг на друга. Виктор вертел сигарету между пальцами.
— Вы в затруднительном положении, Ломье? Двадцати франков достаточно?
Тот поначалу отказался, но когда Виктор протянул деньги, живо спрятал их в карман.
— Увы, пристрастия меняются так быстро. Мой стиль письма наскучил господам литераторам и светской публике. Они считают его слишком академичным… И вот, извольте, я снова не у дел. — Ломье стряхнул крошки с рукава и поднялся. — Благодарю вас, верну как только смогу. О, кстати! — Он достал из кармана и вставил между кофейником и чашкой два приглашения. — Вы непременно должны посетить эту выставку. Ваш покорный слуга тоже внес свой скромный вклад. Там будет представлена акварель, масло, скульптура, в том числе работы Родена. Открытие послезавтра, в кафе «Прокоп», в семь вечера.
Таша пробежала глазами приглашение, в котором было перечислено несколько имен. Опять он!
— До скорого! У меня назначена встреча с приятелем на площади Сен-Сюльпис, — бросил Морис Ломье и направился к выходу.
— Подождите меня, я оденусь… — остановила его Таша. — Мне нужно к покупателю на набережную Конти, пойдемте вместе.
— Ты мне ничего об этом не говорила, — расстроился Виктор.
Она поцеловала его в щеку и шепнула:
— Это знакомый сэра Реджинальда, он в Париже проездом… Прости мою забывчивость. Я вернусь до полудня, обещаю, милый.
— Можешь не спешить, я весь день буду в книжной лавке, — буркнул Виктор.
Так всегда — Таша свободолюбива, и с этим ничего не поделаешь. Кошка подошла к нему, и он задумчиво почесал ее за ушком.
— Привет, Пятница, меня зовут Робинзон… Придется нам с тобой набраться терпения, крошка, — прошептал он.
Недалеко от оперного театра экипаж застрял в пробке, образовавшейся из-за столкновения парового трамвая и грузового фургона. Обругав все средства передвижения, которые не только наполняют столицу смрадом, но и представляют собой опасность, кучер надвинул шапку на глаза и задремал. Морис Ломье протянул к Таша руки, она резко отодвинулась.
— Итак, ты на мели? — спросила она.
— У меня всегда бывали взлеты и падения. В сентябре нам с Мими было совсем туго, но я верю, благоденствие не за горами. Один мой приятель знаком с торговцем, который продает картины буржуа, желающим украсить свои дома. Их не интересует современное искусство, им нужна только классика, ты меня понимаешь?
Улучив мгновение, он попытался ее обнять.
— Держи руки при себе, Морис! — с напускной строгостью сказала она и щелкнула его по носу.
— Злюка! — нахмурился он.
— Это тебе не только за нахальные ухаживания, но и за то, что ты предаешь свои идеалы!
Пробка наконец рассосалась, и экипаж тронулся с места.
— Легко читать мораль другим, когда ты замужем за обеспеченным книготорговцем. А что касается меня, то я ни от чего не отрекался, все осталось здесь. — Он выразительно постучал указательным пальцем по голове. — Но пока искусство не дает мне средств к существованию, придется зарабатывать на жизнь иначе.
— Интересно, как?
— Все просто: поступает заказ на дюжину одинаковых сюжетов. Каждый художник — а я вхожу в команду пейзажистов — выбирает себе три темы. У меня это долина, по которой течет река, рыбаки в бретонском порту и деревенская свадьба. Кто-то пишет натюрморты, охотничьи сцены, лунный свет в горах… да все что угодно. Я могу намалевать такой шедевр за двенадцать часов. Конечно, поначалу больших заработков не будет, к примеру, за полотно размером сорок на тридцать три мне заплатят тридцать сантимов, да еще и краски придется покупать за свой счет.
— Не слишком воодушевляет!
— Согласен. Поэтому я хочу открыть свое дело и продавать свои работы гуашью с торгов по двенадцать-пятнадцать франков за пару, в позолоченной рамочке. Вешай в столовой и любуйся на здоровье!
— Это еще хуже! Морис, тебе не стоит растрачиваться на подделки!
— Брось! Мы с Мими хотим жить как люди. Тебе это кажется странным? То, что нам надоело перебиваться с хлеба на воду. А так я поднакоплю деньжат, сниму студию, и тогда… все узнают про мой талант!
Таша посмотрела на него с сомнением, но решила не спорить. Она вспомнила, как еще не так давно сама прозябала в мансарде на улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Разве вправе она осуждать менее удачливого товарища? К тому же она поехала с ним вместе вовсе не для того, чтобы выяснить источники его доходов.
— На этой выставке в «Прокопе», судя по всему, будет много участников. Я знаю кого-то из художников?
— Двух-трех человек. Там будет много иностранцев: девица из Шотландии, которая пишет портреты пастухов в килтах, скульптор из Румынии, отливший столько бюстов Дидро, что ими можно заставить весь Монмартр, бельгиец, изображающий шахтерские поселки под дождем… А еще какой-то итальянский скульптор, я о нем ничего не слышал, как и о двух немцах: один, по слухам, добился успеха в Берлине. Кажется, все: нет, еще гречанка-миниатюристка.
Экипаж резво катил к улице Риволи, и скорость раззадорила художника, но его поцелуй скользнул мимо щеки Таша, вовремя предугадавшей этот маневр.
— Как, неужели мне не положено даже скромного поцелуйчика в память о прошлом? Телемская капелла, Бибулус… И несколько сеансов, когда ты мне позировала… У тебя восхитительная грудь! О, я предчувствую, что скоро к ней прильнет маленький крепыш!
— Ты ошибаешься, — улыбнулась Таша.
— Вы не планируете ребенка? О, ты была бы замечательной матерью!
