Гример замялась и не нашла ничего лучше, как сослаться на то, что так положено и ей за это деньги платят.
Марина была последней. Тональный крем. Пудра. Карандаш. Помада. Тени. Тушь. Лак для волос.
Гример очень торопилась: кое-как собрала свой чемоданчик и выскочила из комнаты. Пятеро героев остались.
— Вы заметили, — Ада нерешительно обратилась к Марине. — Что она использовала один и тот же тон помады, но ни вам, ни мне он не идет.
Вадим усмехнулся:
— Пурпурно красный на очень бледном лице. Если подобрать соответствующее освещение, то вы обе будете смотреться как невесты графа Дракулы.
— Но ведь мы будем в масках, — пролепетала Марина.
— Вы уверены? — сегодня женщины раздражали Мазурика как никогда, и он решил быть жестким. — Это же телевидение.
— Вы не знаете, за нами придут? — Марина почувствовала, как по телу бегут липкие потные ручейки.
Мазрик рассмеялся:
— Такой же вопрос задает каждый, кто приглашен на собственную казнь. Мы же приглашены на шоу. И у каждого оно свое.
— Патетично.
— Зато реально, ведь это же реалити-шоу. Или у вас другая передача?
Наступила неловкая тишина.
В самом дальнем углу, завернувшись в поношенную кофту, сидела старая женщина. Бледное, будто обсыпанное мукой, лицо хранило горделивую невозмутимость. И только губы, старательно выкрашенные в ядовито красный цвет, иронично улыбались.
* * *
— Ваше приглашение? — тучный охранник перекрыл собой вход. И вроде бы ничего особенного, а не пройдешь. Не загрызет, так шокером завалит.
Филипп Бредосович оглянулся и сделал знак своим секьюрити, однако те не шевельнулись. Вокруг щелкали вспышками фотоаппараты, сновали журналисты, дергались видео-камеры.
— Вы не видите, кто перед вами?
— Вижу. Хомо сапиенс. Ваше приглашение?
— Нас пригласили! — Маша послала широкую улыбку и поправила чайную розу на обширной груди.
— Тогда у вас должно быть приглашение! — невозмутимо сказал охранник. — Не загораживайте проход, дайте людям пройти.
— У нас есть приглашение!
— Покажите.
— Оно у нашего пресс-секретаря, — начал накаляться певец.
— Давайте сюда вашего пресс-секретаря.
— Шас! — палец нервно выбил на трубке номер. — Карина! Быстро сюда, рыба моя! Нас не пускают! Что? Как на х… А не пошла бы ты туда сама? Что? Только со мной? Сука!
— Вы не видите, кто перед вами?
— Ваше приглашение?
— Михал Иваныч! Это дирекция звонит. Просит выписать пропуск какой-то Потутиной и какому-то Бредосовичу.
— Вот видите, вам, оказывается, не нужно приглашение. Вам нужен пропуск. К тому окошечку подойдите, там сделают. Только паспорт не забудьте предъявить.
— У меня нет паспорта, — растерянно проговорил певец.
— А что у вас тогда есть, мужчина? — без тени юмора поинтересовался какой-то дородный мужчина, обнимавший симпатичную спутницу.
— Миша, ты не узнал? Это же Бредосович!
— Ну и? если у него нет паспорта, то он бомж, даже, если и Бредосович!
— Он поет…
— А я нефтью торгую.
Вспышки фотокамер. Диктофоны журналистов. Бесстрастные камеры всех телеканалов. Полный пиар!
* * *
— Готовы? — надушенный и напомаженный Эдик оглядел всю компанию.
В ответ — напряженное молчание. Ада вдруг всхлипнула и затравленно посмотрела на него.
— Не волнуйтесь! Все будет хорошо! Сейчас вас проводят и рассадят по местам. Через пятнадцать минут мы начинаем.
— А маски?
— Потом, друзья мои, все потом, — отмахнулся Коробков. — Вы только не волнуйтесь, ведите себя естественно. Все остальное беру на себя. Мой ассистент вам все расскажет.
Пухленькая девчушка поманила за собой:
— За мной.
Длинный полутемный коридор, опутанный проводами. Запах плесени и тлена.
— У нас тут передача о растениях снимается, — не оборачиваясь объяснила девушка. — Сегодня лилии снимали. У операторов голова разболелась. Тяжелый запах. Вы не находите?
Марина ойкнула, запутавшись в каких-то перекладинах, ни Мазурик, ни Вадим не поддержали. На помощь пришла Светлана Борисовна:
— Осторожнее, Мариночка, расшибетесь. Лучше по краешку и медленно…
— Вы меня знаете? — удивилась Марина.
— Конечно. Вы — Марина Селезнева. Ваш муж у нас часто бывает.
— Понятно. Питер — город маленький.
— Если вдуматься, то и мир не больше. Левее и голову наклоните, иначе ударитесь.
Вправо. Вверх, Вниз. Еще один коридор, намного уже предыдущего. Обтянутый черным крепом. Душно. Жарко. Страшно.
— Ну, вот мы и пришли, — жизнерадостно возвестил Вергилий в женской юбке. — Сейчас вас рассадят и прикрепят микрофоны. Удачи!
— Раз-раз-раз… Скажите что-нибудь в микрофон!
— А что сказать?
— Да что угодно!
— Вы не пройдете всей сути идиотизма, пока не пройдете через него, но пройдя, вы имеет полное право сказать: "Черт возьми, а теперь я этим воспользуюсь!"
— Интересная сентенция, Семен Петрович. Откуда, если не секрет?
— Гарднер Дозуа.
— А кто это?
— Молодежь, молодежь…
— Понятно — он не нашего круга. Раз-раз-раз, скажите что-нибудь в микрофон!
— А что сказать?
— Да что угодно!
— Смерть — это победа! Вам этого достаточно.
— Интересная сентенция, Ада Александровна! Откуда, если не секрет?
— Путь самурая. Одна из трактовок. По некоторым данным, не точная.
— О! А! У! Любопытное у вас настроение. Раз-раз-раз, скажите что-нибудь в микрофон!
— А что сказать?
— Да что угодно!
— Хлынула кровь в покоях Синей Бороды, — на бойнях, — и в цирках, где окна бледнели под вставшим в зените господним тавром. Кровь и молоко лились.
— Интересная сентенция, Марина Сергеевна! Откуда, если не секрет? Братья Гримм?
— Артюр Рембо.
— М-да… Раз-раз-раз, скажите что-нибудь в микрофон!
— А что сказать?
— Да что угодно!
— Я прошу лишь одного: справедливости! — сказала маленькая девочка. — А знаешь ли ты, — ответила ей злая тетка-фея. Что справедливости не существует. Есть только мера, ею мы и отмеряем то, что зовем справедливостью? — Но разве это справедливо, — спросила маленькая девочка и заплакала. И там, куда падали ее слезы, появлялись зубастые лангольеры…
