Поборы — мой крест до того, пока не разорюсь. Как только сотрудникам стало известно о свалившемся на меня богатстве, мгновенно выстроилась очередь.
— Эфа, не одолжишь ста долларов до зарплаты. Сапоги нужны…
— Эфа, хотели купить машину, не хватает пары тысяч… Лучше бы в евро.
— Эфа, мы собираемся всей кафедрой. Встреча Нового года. Сама понимаешь, отказаться смерти подобно, а зарплату задерживают. Не закажешь ресторанчик поприличней, человек на пятнадцать-двадцать?!
И, наконец:
— Стефания Андреевна, факультет находится в плачевном состоянии. Необходим ремонт. Ваш долг как сотрудника помочь нам. Думаю, сто тысяч долларов на первое время хватит. Можно наличными и мне в руки. — Это уже декан.
Я не жадная, я — экономная. Никогда не понимала людей, сорящих деньгами. Сто баксов туда, сто сюда, глядишь — ничего не останется. Если каждому страждущему подавать, то тебе уж точно никто не даст. Нельзя сказать, что я к этой мысли пришла сразу, ничего подобного: сперва, как дура, раздавала столько, сколько просили. Свои люди — сочтемся. Но время идет, а долги никто и не собирается отдавать, более того, вчерашние приятели и подруги перестали со мной общаться. В глаза холодно улыбаются, за спиной перемывают кости, но почему-то не стесняются попросить снова. Однако теперь я ученая: на все просьбы отвечаю, что деньги вложены в ценные бумаги, сама питаюсь капустой и морковкой, зарплату не трачу — коплю на новую шубу. Народ обижается, а толку: у меня и снега зимой не допросишься. Повторяю, я не жадная, я — экономная. Поняли все, за исключением Игоря Трохименко, декана нашего факультета. Раз в неделю, словно по расписанию, он приходит ко мне просить деньги. Повод всегда один — ремонт альма матер. Зато запрашиваемая сумма скачет, как давление у гипертоника. То вверх, то вниз. Меж тем альма матер находится в цветущем состоянии. Мраморные лестницы, удобные аудитории, гардероб, библиотека, компьютерный класс, большой буфет, бар и роскошные туалетные комнаты. Как шутят студенты: если хотите понять уровень образования, загляните в сортир. У нас очень высокий уровень образования. В стиле евро.
Возникает вопрос, а на что декану требуются наличные. Вариантов масса: женщины, азартные игры, крупные покупки, долгие путешествия и, пардон, банальный шантаж. Зная своего босса, я бы предположила последнее. Достаточно взглянуть на товарища Трохименко, чтобы понять: в его личном шкафу скелет на скелете, сразу и не разберешь, какой из них главный. Очень любопытно, который все-таки послужил причиной для шантажа?
Об этом я его, кстати, вчера и спросила. Ближе к вечеру Трохименко заявился на кафедру. К несчастью, я была одна… Бессознательно потирая едва заметный шрам на щеке, он завел знакомую песню:
— Ваш долг, Стефания Андреевна, помогать родному институту. Все помогают по мере сил, и только вы остаетесь в стороне. Нехорошо! Иначе я буду вынужден поднять вопрос о вашем увольнении.
— На каком, простите, основании… — терпеть не могу подобные заявления, особенно, когда меня при этом раздевают глазами.
— На основании утери связей с родным институтом.
— Игорь Борисович, переведите, пожалуйста, вашу казуистику на нормальный русский язык. Итак, с кем конкретно я потеряла связь?
— Со мной… То есть с институтом… Постоянно опаздываете, являетесь на работу в джинсах, позволяете студентам называть себя на "ты"…
— Американский вариант.
— Мы в России!
— Спасибо, что напомнили!
— Вы пьете пиво!
— И еще красное вино. Предпочитаю сухое.
— Возмутительно! Вы недостойны высокого звания педагога!
— Ну вот, пошла демагогия. Контрольный вопрос, Игорь Борисович. Если я сейчас выпишу чек на предъявителя, я буду достойна столь высокого звания?!
— А сумма?
— Двести тысяч американских долларов.
— Это взятка!
— Это вопрос.
— Да! Нет! Не знаю. — Он раскраснелся от предвкушения. — Стефания Андреевна, я не готов рассматривать данный вопрос сейчас. Вы просто застали меня врасплох. Двести тысяч! Это меняет дело!
Я с интересом наблюдала за деканом: какая бурная мыслительная деятельность, кто бы мог подумать!
— Стефания Андреевна… Стефания… Вы позволите мне вас так называть? Выйдем же из этих отвратительных стен. И встретимся, скажем, через два часа в моем кабинете. Нам есть, что сказать друг другу.
Ему, может, и есть, что сказать. С меня, пожалуй, хватит.
— Стены в вашем кабинете еще более отвратительны. Вам бы о высоком звании педагога подумать, а все туда же. А если я сейчас позвоню вашей жене и приглашу ее на это импровизированное рандеву?! И кстати, на что вам постоянно требуются деньги? На женщин? Вряд ли. Вы скуповаты. На казино? Не похоже. Вы слишком интересуетесь женщинами. Игры и секс — несовместимы. Дайте-ка, подумаю! О! Может, ваш шантажист повысил ставки? Инфляция?
Вот ведь ирония судьбы — целилась наугад, а попала точнехонько в яблочко. Вопрос о шантажисте застал Трохименкова врасплох. Он побагровел и неожиданно схватил меня за грудки, причем в прямо смысле слова. Не знаю, как мужчинам, а женщинам эта процедура строго противопоказана: больно и неприятно. Особенно тем, кто не носит лифчиков.
— Дура! Значит, по-хорошему не хочешь? Будет по-плохому! Я тебе еще устрою здесь дольче виту. Из аудитории вылезать не будешь, пока не охрипнешь, — он ущипнул меня за соски. Я охнула от боли:
— Чтоб ты сдох, старый козел!
— Не дождешься! Я вас всех переживу, — и припечатал хорошим матерком.
Нецензурных выражений я физически не выношу. Знакомые знают, что в моем присутствии мат недопустим: я сразу лезу в драку. Со стороны, наверное, смешно. Хрупкая женщина, стиснув кулачки, идет "на вы". Но… Ногти у меня длинные и острые, что-что, а царапаться умею. Трохименко с расцарапанным лицом (я с наслаждением прошлась по старому шраму) мгновенно растерял уверенность, спиной попятился к дверям. Пару раз споткнулся и поймал вдогонку мой победный клич:
— Если еще раз ко мне подойдешь, убью!
На том и распрощались. Разговор оставил осадок. Сколько раз меня подмывало написать заявление и положить ему на стол. Останавливало только одно: что я буду делать дальше? Сидеть дома — верный путь в Скворцова-Степанова. Родственники вместе с влюбленным соседом изведут в считанные часы. Искать новую работу? Лень! Может, плюнуть на все и отправиться на какой-нибудь необитаемый остров вместе со съемочной группой "Последнего героя". Мысль! Что значат скорпионы и змеи в сравнении с людьми?! Полежу на песочке, поплаваю, приму участие в доморощенных интригах участников, в общем, начну жить нормальной и полноценной жизнью. И пропади пропадом лекции, которые никому не нужны, скандальная родня, крокодил Гена и декан Трохименко. Впрочем, Гену жалко. Он еще маленький, зуб опять вчера сломал об теткину ногу. Они у нее жилистые, ну, прямо, лапки советских курей по рупь двадцать пять. Полночи обихаживала зеленую крошку, пока он рыдал. Слезы — как шарики от пинг-понга. И вот парадокс: не верю, а плачу вместе с ним. Такими же крокодиловыми слезами.
