– На этот раз вряд ли их можно в чем-то обвинить, –
сказал я. – Мистер Реддинг сам явился с повинной.
– Как? – Девушка была явно ошеломлена. – Ну надо
же быть таким простофилей. Уж я-то не побежала бы с повинной, если бы убила
кого-нибудь. Я думала, Лоуренс Реддинг будет вести себя умнее. Надо же так
свалять дурака! А с какой стати он убил Протеро? Он признался? Просто
повздорили, да?
– Пока еще нет окончательной уверенности в том, что это он
его убил, – сказал я.
– Да как же так, мистер Клемент! Ведь он сам сказал, ему-то
лучше знать!
– Разумеется, – согласился я. – Но полицию не
вполне устраивает то, что он рассказывает.
– С чего бы он стал говорить, что убил, если он не убивал?
Я предпочел не распространяться по этому поводу. Поэтому
высказался довольно туманно:
– Я слышал всякий раз, когда совершено сенсационное
убийство, полиция получает уйму писем от людей, которые признаются в этом
убийстве.
– Чокнутые, не иначе! – только и сказала мисс Крэм
голосом, полным недоумения и презрения. – Ну ладно, – добавила она,
вздыхая. – Пожалуй, мне пора бежать. – Она встала. – Пойду
сообщу доктору Стоуну, что мистер Реддинг сам признался в убийстве.
– А ему что, интересно? – спросила Гризельда.
Мисс Крэм недоуменно наморщила лоб.
– Странный он какой-то. Ничего у него не поймешь. Весь
закопался в прошлое. Ему в сто раз интереснее разглядывать жуткий бронзовый
нож, выкопанный из груды земли, чем посмотреть на нож, которым Криппен разрезал
на куски собственную жену, ну если бы ему его показали.
– Что ж, – сказал я. – Должен признаться, я тоже
предпочел бы увидеть жуткий бронзовый нож.
Во взгляде мисс Крэм промелькнуло непонимание и легкое
презрение. Потом, не один раз попрощавшись, она наконец удалилась.
– Не такая уж она плохая, знаешь, – сказала Гризельда,
когда дверь за ней закрылась. – Ужасно вульгарна, конечно, но в таких
больших бесцеремонных девушках есть даже что-то симпатичное. Они очень
добродушные. Как ты думаешь, зачем она приходила?
– Из любопытства.
– Да, наверное. Ну, Лен, а теперь рассказывай все-все. Я
умираю от нетерпения.
Я уселся и честно пересказал все, что произошло этим утром.
Гризельда то и дело перебивала меня, не в силах совладать с удивлением и
любопытством.
– Так, значит, Лоуренс с самого начала увивался за Анной, а
вовсе не за Летицией. Какие же мы тут слепцы! А ведь именно на это намекала
мисс Марпл позавчера вечером, тебе не кажется?
– Да, – ответил я, отводя взгляд.
Вошла Мэри.
– Там пришли какие-то двое, говорят – из газеты. Пускать или
нет?
– Ни в коем случае, – сказал я. – Отошлите их к
инспектору Слаку, в полицейский участок.
Мэри кивнула и собралась идти.
– А когда вы от них избавитесь, приходите сюда, –
сказал я. – Я хочу вас кое о чем спросить.
Мэри снова кивнула.
Вернулась она через несколько минут.
– Никак от них не отвяжешься, – сказала она. – Еле
отбилась, такие настырные. Слыханное ли дело, им говоришь – нельзя, а они
лезут.
– Боюсь, что они нас не оставят в покое, – сказал
я. – Так вот, Мэри, о чем я хотел вас спросить: вы точно уверены, что
вчера вечером не слышали выстрела?
– Выстрела, которым его убили? Само собой, не слышала. А
услышала бы, так пошла бы поглядеть, что там стряслось.
– Да, но... – Я вспомнил утверждение мисс Марпл, что
она слышала выстрел в лесу. Я решил изменить форму вопроса: – А больше вы
никаких выстрелов не слышали? Например, где-то в глубине леса.
– А, это дело другое. – Девушка замолчала. –
Теперь, как подумаешь, был выстрел, был. Не выстрелы, а один-единственный.
Какой-то чудной, вроде взорвалось что.
– Вот именно, – сказал я. – А когда это было?
– Когда?
– Ну да, в котором часу?
– Уж этого я вам никак не скажу. Знаю только, что после чая
прошло много времени.
– А немного точнее вы не могли бы вспомнить?..
– Нет, не могу. Я ведь без дела не сижу, кручусь по
хозяйству день-деньской. Некогда мне на часы глазеть. Да и толку от этого мало
– будильник каждый день отстает на три четверти часа, то его подвести надо, то
завести – я никогда и не знаю, который час.
Теперь я понял, почему нам никогда не подают еду в
назначенное время. Иногда обед сильно запаздывает, зато завтрак подают на
удивление рано.
– Это было задолго до того, как пришел мистер Реддинг?
– Да нет, незадолго. Минут десять, самое большее пятнадцать.
Я кивнул, довольный ответом.
– Все? – спросила Мэри. – А то у меня мясо в
духовке, а рис небось уже весь выкипел.
– Хорошо. Можете идти.
Она вышла, а я обратился к Гризельде:
– По-видимому, нет никакой возможности заставить ее говорить
«сэр» или «мэм»?
– Я ей говорила. Она никак не может запомнить. Не забывай,
она попала к нам совсем неотесанной девчонкой.
– Это я отлично помню, – сказал я. – Но
неотесанные предметы не должны же вечно оставаться в первозданном состоянии.
Мне кажется, можно было бы хоть немного научить ее готовить.
– Знаешь, я с тобой не согласна, – сказала
Гризельда. – Ведь мы платим прислуге сущие гроши. Стоит нам ее немного
подучить, она тут же от нас уйдет. Само собой. К тем, кто может себе позволить
платить побольше. Но пока Мэри не умеет готовить и пока у нее такие жуткие
манеры – можем спать спокойно, никто ее у нас не переманит.
Я понял, что моя жена ведет хозяйство вовсе не абы как.
Оказывается, у нее имеется вполне обдуманный метод. Хотя стоит ли вообще
держать прислугу, которая не умеет готовить и чуть ли вам не в лицо швыряет то
тарелки, то всякие дерзости. Об этом можно было бы поспорить.
– Кроме того, – продолжала Гризельда, – сейчас ей
надо прощать любые грубости. И нельзя ждать, чтобы она особенно горевала о
смерти полковника Протеро – ведь он засадил за решетку ее молодого человека.
– Как, разве он посадил в тюрьму ее парня?
– Ну да, за браконьерство. Да ты его знаешь – Арчер. Мэри
гуляла с ним два года.
– Этого я не знал.
– Лен, милый, ты никогда ничего не знаешь.
– Вот что странно, – сказал я. – Все твердят, что
выстрел донесся из лесу.
