Мельчетт сказал, что собирается к миссис Прайс Ридли, и Слак
одобрил его решение.
– Можно и мне пойти с вами? – спросил я. – Это
становится интересным.
Я получил разрешение, и мы пошли вместе. Не успели мы выйти
из наших ворот, как услышали громкое «Эй!» – мой племянник Деннис сломя голову
несся к нам со стороны деревни.
– Слушайте, – сказал он инспектору, – выяснили про
след, который я вам разыскал?
– Садовник, – лаконично ответил Слак.
– А вам не кажется, что кто-то взял и надел сапоги
садовника?
– Нет, не кажется, – отрезал Слак.
Это могло бы обескуражить любого, только не Денниса. Денниса
обескуражить не так-то просто.
Он держал в поднятой руке две сгоревшие спички.
– Вот – нашел у самых ворот.
– Благодарю, – сказал Слак и сунул спички в карман.
Казалось, наш разговор зашел в тупик.
– Вы случайно не арестовали дядю Лена? – ехидно спросил
Деннис.
– С чего бы это? – сказал Слак.
– А против него уйма улик, – заявил Деннис. – Вы
сами спросите у Мэри. За день до убийства он желал полковнику перейти в лучший
мир. Помнишь, дядя Лен?
– Э-э... – начал я.
Инспектор Слак медленно перевел на меня взгляд, в котором
затеплилось подозрение, и я почувствовал, как мне стало вдруг жарко. Деннис
бывает совершенно невыносим. Надо бы ему знать, что полицейские в подавляющем
большинстве начисто лишены чувства юмора.
– Не болтай глупостей, Деннис, – сердито сказал я.
Невинное дитя широко раскрыло удивленные глаза.
– Послушайте, я же пошутил, – сказал он. – Дядя
Лен просто сказал, что тот, кто убьет полковника Протеро, облагодетельствует
мир.
– А! – сказал инспектор Слак. – Теперь понятно, про
что говорила служанка.
У прислуги, как правило, чувство юмора – такая же редкость,
как и у полиции. Про себя я ругал Денниса на чем свет стоит – зачем было вообще
об этом вспоминать? Эти слова и история с часами – да инспектор возьмет меня на
заметку до конца жизни!
– Пошли, Клемент, – сказал полковник Мельчетт.
– Куда вы идете? А мне можно с вами? – засуетился
Деннис.
– Тебе нельзя! – рявкнул я.
Он стоял, обиженно глядя нам вслед. Мы подошли к
безукоризненной двери дома миссис Прайс Ридли, и инспектор стал стучать и
трезвонить, как и положено служителю закона, – это все, что я могу
позволить себе заметить. На звонок вышла хорошенькая горничная.
– Миссис Прайс Ридли у себя? – спросил Мельчетт.
– Нет, сэр. – Горничная помолчала и сказала: – Она
недавно ушла в полицейский участок.
Вот уж чего мы никак не ожидали! Когда мы шли обратно,
Мельчетт взял меня за локоть и сказал вполголоса:
– Если и она пошла сдаваться с повинной, я окончательно
рехнусь.
Глава 13
Мне как-то не верилось, что миссис Прайс Ридли обуревали
столь драматические намерения, но все же я не мог не задать себе вопрос: зачем
она все-таки отправилась в полицейский участок? Может быть, у нее была
действительно важная информация или, по крайней мере, что-то казалось ей
важным? Как бы то ни было, нам предстояло узнать это в ближайшее время.
Мы застали миссис Прайс Ридли уже в участке: она с
неимоверной скорострельностью вела словесную атаку на сильно растерявшегося
дежурного констебля. Я с первого взгляда понял, что она возмущена до крайности
– бант на ее шляпке весьма красноречиво трясся. Миссис Прайс Ридли носит,
насколько я понимаю, головной убор, называемый «шляпка для почтенной матери
семейства», – фирменный товар, выпускаемый в соседнем городке Мач-Бенэм.
Эта шляпка изящно балансирует на бастионе из волос, хотя и несколько
перегружена пышными шелковыми бантами. Когда Гризельда хочет меня напугать, она
грозится купить «шляпку для почтенной матери семейства».
Когда мы вошли, миссис Прайс Ридли прервала свою горячую
речь.
– Миссис Прайс Ридли? – осведомился полковник Мельчетт,
приподнимая шляпу.
– Позвольте представить вам полковника Мельчетта, миссис
Прайс Ридли, – сказал я. – Полковник Мельчетт – начальник полиции
нашего графства.
Миссис Прайс Ридли окинула меня ледяным взглядом, но на долю
полковника у нее все же нашлось нечто вроде благосклонной улыбки.
– Мы только что заходили к вам домой, миссис Прайс
Ридли, – пояснил полковник, – и узнали, что вы уже опередили нас.
Миссис Прайс Ридли окончательно растаяла.
– А! Я рада, что на этот случай наконец обратили
внимание, – заметила она. – Хулиганство, вот как это называется.
Форменное хулиганство.
Спору нет, убийство – весьма прискорбный случай, но я бы не
стал называть его хулиганством. Полковнику Мельчетту, насколько я заметил,
термин тоже показался не совсем подходящим.
– Вы можете сообщить нам что-нибудь относящееся к
делу? – спросил он.
– Сами должны знать. Это обязанность полиции. За что мы
платим налоги, я вас спрашиваю?
Каждый раз поневоле задаешь себе вопрос – сколько раз в год
мы слышим эту фразу?
– Мы делаем все, что можем, миссис Прайс Ридли, –
сказал начальник полиции.
– Да ведь ваш дежурный ничего об этом не знал, пока я сама
ему не сказала! – воскликнула возмущенная дама.
Мы все взглянули на дежурного констебля.
– Леди сообщила о телефонном звонке. Ее оскорбили. Как я
понял, это случай оскорбления в грубых нецензурных выражениях.
– О! Понимаю. – Хмурое лицо полковника
просветлело. – Мы говорили о совершенно разных вещах. Вы пришли сюда
принести жалобу, не так ли?
Мельчетт – человек, умудренный опытом. Он знает, что
единственный способ обращения с разгневанной дамой средних лет – это выслушать
ее до конца. Когда она выскажет все, что хотела сказать, появится хотя бы
небольшая вероятность, что она услышит и то, что вы ей скажете.
Речь миссис Прайс Ридли снова полилась неудержимым потоком:
– Как можно допускать подобное хулиганство? Его надо
пресекать! Звонить даме домой и оскорблять ее, да, оскорблять! Я не привыкла
терпеть такие оскорбления. После войны нравственность так упала, все распустились
– аморальность! Говорят что попало, носят что попало...
– Согласен, – поспешно ввернул полковник
Мельчетт. – Расскажите, что именно произошло?
Миссис Прайс Ридли сделала глубокий вдох и снова заговорила:
