– Нет, – сказал я. – Отнюдь. Я его терпеть не
могу. Но не сомневаюсь, что в своей профессии он достиг многого.
– Как ты думаешь, он докопается, кто убил старика Протеро?
– Если не докопается, – сказал я, – то вовсе не от
недостатка усердия.
В дверях возникла Мэри и объявила:
– Там мистер Хоуз вас спрашивает. Я его провела в гостиную.
Вам записка. Ждут ответа. Можно словами.
Я развернул записку и прочел:
«Дорогой мистер Клемент, я буду очень благодарна вам, если
вы зайдете ко мне, как только сможете. Я в большом затруднении, и мне необходим
ваш совет.
Искренне ваша Эстелла Лестрэндж».
– Передайте, что я буду через полчаса, – сказал я Мэри.
Потом пошел в гостиную, к Хоузу.
Глава 15
Я очень огорчился, увидев, в каком он состоянии. Руки у него
тряслись, лицо нервно подергивалось. Судя по всему, ему полагалось лежать в
постели – так я ему и сказал. Он настойчиво доказывал, что чувствует себя
совершенно здоровым.
– Уверяю вас, сэр, я никогда не чувствовал себя лучше.
Никогда в жизни.
Это так разительно противоречило действительности, что я не
нашелся что ответить. Нельзя не почувствовать уважения к человеку, который
героически сопротивляется болезни, но Хоуз зашел слишком далеко.
– Я пришел выразить вам свое глубокое сочувствие
относительно событий, имевших место в вашем доме.
– Да, – ответил я, – приятного в этом мало.
– Ужасно, ужасно. Кажется, они освободили мистера Реддинга
из-под ареста?
– Да. Произошла ошибка. Он, э-э, довольно необдуманно
оговорил себя.
– И полиция окончательно уверилась в его невиновности?
– Безусловно.
– Могу ли я спросить – почему? Разве... то есть...
Подозрение пало на кого-то другого?
Мне никогда бы и в голову не пришло, что Хоуз может так
заинтересоваться перипетиями расследования убийства. Может быть, причина в том,
что сие произошло в доме священника? Он выпытывал подробности, как заправский
газетчик.
– Не думаю, чтобы инспектор Слак посвящал меня во все свои
соображения. Насколько мне известно, конкретно он пока не подозревает никого.
Он занят расследованием.
– Да, да, разумеется. Но вы могли бы вообразить, что кто-то
способен на такое черное дело?
Я покачал головой.
– Полковник Протеро не пользовался особой любовью, я знаю.
Но убийство! Для убийства нужны очень серьезные основания.
– Надо полагать, – сказал я.
– А у кого могли быть настолько серьезные основания? Полиция
знает?
– Не могу сказать.
– У него могли быть враги, если подумать. Чем больше я
размышляю над этим, тем более убеждаюсь, что у такого человека обязательно
должны быть враги – у него была репутация сурового судьи.
– Думаю, могли.
– Вы еще сомневаетесь, сэр. Разве вы не помните? Он еще
вчера утром говорил вам об угрозах этого самого Арчера.
– Да, теперь я припоминаю, – сказал я. –
Разумеется, помню. Вы как раз стояли совсем рядом с нами.
– Да, и я слышал его слова. Невозможно не подслушать – такой
уж у него был голос. Очень громкий голос. Я помню, что на меня произвели
большое впечатление ваши слова. Вы ему сказали, что, когда настанет его час, к
нему могут тоже проявить справедливость вместо милосердия.
– Разве я так сказал? – спросил я, нахмурившись. Сам я
помнил собственные слова несколько иначе.
– Вы сказали это так внушительно, сэр. Я был потрясен.
Справедливость может быть ужасной. И подумать только: бедного полковника так
скоро постигла смерть. Поневоле поверишь в предчувствия.
– Никакого предчувствия у меня не было, – отрезал я.
Мне очень не по душе склонность Хоуза к мистицизму. В нем есть что-то от
духовидца.
– А вы сообщили полиции про этого Арчера, сэр?
– Мне о нем ничего не известно.
– Я имел в виду то, что вам сказал полковник Протеро, что
Арчер ему угрожает. Это вы им передали?
– Нет, – медленно произнес я. – Не передал.
– Но ведь вы собираетесь это сделать?
Я не отвечал. Вызывать гонения на человека, который уже
пострадал от рук закона и правопорядка, – это мне не по душе. Я не
заступаюсь за Арчера. Он закоренелый браконьер – один из тех развеселых
бездельников, которые водятся в любом приходе. Но что бы он там ни сказанул
сгоряча, когда его посадили, это еще не значило, что, выйдя из тюрьмы, он все
еще будет лелеять планы мести.
– Вы слышали наш разговор, – сказал я наконец. –
Если вы считаете своим долгом сообщить полиции, можете это сделать.
– Лучше, если вы это сделаете сами.
– Возможно, но, по правде говоря, я этого делать не
собираюсь. Не хотелось бы помогать затягивать петлю на шее невиновного.
– Но если это он застрелил полковника Протеро...
– Вот именно, если! Против него нет никаких улик или
показаний.
– Он угрожал.
– Если говорить начистоту, угрожал не он, а полковник
Протеро. Полковник Протеро грозился показать Арчеру, чего стоят его разговоры о
мести, если он попадется еще раз на браконьерстве.
– Мне непонятно ваше отношение, сэр.
– Вот как? – устало сказал я. – Вы человек
молодой. Вы ревностно боретесь за справедливость. Когда доживете до моего
возраста, вы и сами будете снисходительнее и предпочтете толковать сомнения в
пользу обвиняемого.
– Дело не в том – то есть...
Он замолк, и я посмотрел на него не без удивления.
– Вы сами, вы никого не подозреваете, не предполагаете, кто
убийца, я хотел спросить?
– Боже упаси, нет.
– А о причинах убийства?.. – настаивал Хоуз.
– Ничего не знаю. А вы?
– Я? Что вы, нет. Просто полюбопытствовал. Может быть,
полковник Протеро поделился с вами, упомянул в частной беседе...
– Его «частная беседа»! То, что он сказал, от слова до слова
слышала вчера утром вся улица.
– Да, да, вы правы. Так вы не думаете про Арчера?
– Полиция вскорости будет знать про Арчера все, что
нужно, – сказал я. – Если бы я собственными ушами слышал, как он
угрожает полковнику Протеро, это было бы другое дело. Но можете быть уверены,
что, если он и вправду угрожал полковнику расправой, его слышало полдеревни, и
до полиции это дойдет своим чередом. Но вы, естественно, вольны поступать по
собственному разумению.
