– О предстоящих похоронах.
– А! – Инспектор Слак едва заметно смутился. –
Следствие состоится завтра, в субботу.
– Именно так. Похороны, вероятно, будут назначены на
вторник.
Казалось, инспектор Слак слегка устыдился своей грубости. Он
попытался ее загладить, предложив мне присутствовать при допросе шофера,
Мэннинга.
Мэннинг славный малый, ему не больше двадцати шести.
Инспектор явно нагонял на него страх.
– Ну вот что, парень, – сказал Слак, – мне нужно у
тебя кое-что узнать.
– Да, сэр, – пролепетал шофер. – Как угодно,
сэр. – Если бы убийство было делом его рук, он вряд ли выглядел бы более
потерянным и перепуганным.
– Ты возил своего хозяина в деревню вчера днем?
– Да, сэр.
– В котором часу?
– В пять тридцать.
– Миссис Протеро была с вами?
– Да, сэр.
– По дороге нигде не останавливались?
– Нет, сэр.
– А что вы делали в деревне?
– Полковник вышел и сказал, что машина ему больше не
понадобится. Он пойдет домой пешком. Миссис Протеро поехала за покупками.
Свертки уложили в машину. Она сказала, что я больше не нужен, и я поехал домой.
– А она осталась в деревне?
– Да, сэр.
– Который был час?
– Четверть седьмого, сэр. Точно четверть седьмого.
– А где ты ее оставил?
– Возле церкви, сэр.
– Полковник говорил, куда собирается, или нет?
– Он сказал, что надо повидать ветеринара... насчет одной из
лошадей.
– Ясно. И ты приехал сюда, прямиком?
– Да, сэр.
– В Старой Усадьбе два въезда – Южный и Северный. Как я
понимаю, в деревню ты выезжал через Южные ворота?
– Да, сэр, как всегда.
– А обратно – тем же путем?
– Да, сэр.
– Гм-м... Ну ладно, пока достаточно. А! Вот и мисс Протеро.
Летиция шла к нам медленно, словно нехотя.
– Я беру «Фиат», Мэннинг, – сказала она. –
Заведите мотор, пожалуйста.
– Сию минуту, мисс.
Он подошел к двухместной спортивной машине и поднял капот.
– Можно вас на минуту, мисс Протеро? – сказал
Слак. – Мне необходимо знать, кто где был вчера во второй половине дня.
Простая формальность, не обижайтесь.
Летиция смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Да я сроду не смотрю на часы!
– Насколько я знаю, вчера вы ушли из дому вскоре после
ленча?
Она кивнула.
– А куда, разрешите узнать?
– Играть в теннис.
– С кем?
– С семьей Хартли Напье.
– Из Мач-Бенэма?
– Да.
– А когда вы вернулись?
– Не знаю. Я же вам сказала, что никогда не смотрю на часы.
– Вы вернулись, – сказал я, – около половины
восьмого.
– А, верно, – сказала Летиция. – Прямо в разгар
представления. Анна в истерике, а Гризельда ее утешает.
– Благодарю вас, мисс, – сказал инспектор. – Это
все, что я хотел узнать.
– Только-то? – сказала Летиция. – Вы меня
разочаровали.
Она пошла от нас к «Фиату».
Инспектор украдкой дотронулся до своего лба и шепотом
спросил:
– Что, малость не в себе?
– Ничего подобного, – сказал я. – Но ей нравится
такой казаться.
– Ладно. Пойду допрошу прислугу.
Заставить себя полюбить инспектора Слака – свыше сил
человеческих, но его кипучей энергией нельзя не восхищаться.
Мы расстались, и я спросил у Ривза, где я могу найти миссис
Протеро.
– Она прилегла отдохнуть, сэр.
– Тогда я не стану ее беспокоить.
– Может, вы подождете, сэр, я знаю, миссис Протеро хотела
обязательно с вами повидаться. Она сама сказала за ленчем.
Он провел меня в гостиную, включил свет – занавески были
опущены.
– Какие печальные события, – сказал я.
– Да, сэр. – Голос дворецкого звучал холодно, хотя и
почтительно.
Я взглянул на него. Какие чувства кипят под этой маской
вежливого равнодушия? Может быть, он знает что-то, но не говорит? Трудно найти
что-либо более неестественное для человека, чем маска вышколенного слуги.
– Еще что-нибудь угодно, сэр?
Мне почудилось, что за этим привычным выражением таится
хорошо скрытая тревога.
– Нет, ничего, – ответил я.
Мне не пришлось долго ждать – Анна Протеро вышла ко мне
очень скоро. Мы поговорили о некоторых делах, а потом она воскликнула:
– Какой чудный, добрый человек доктор Хзйдок!
– Лучший из всех, кого я знаю.
– Он был поразительно добр ко мне. Но у него всегда такой
грустный вид – вам не кажется?
Мне как-то не приходило в голову называть Хэйдока грустным.
Я немного подумал.
– Нет, не замечал, – сказал я.
– И я тоже, до сегодняшнего дня.
– Порой наши личные горести обостряют наше зрение, –
сказал я.
– Как это верно. – Она помолчала и сказала: – Мистер
Клемент, одного я никак не могу понять. Если мужа застрелили сразу же после
моего ухода, то почему я не слышала выстрела?
– Полиция полагает, что выстрел был сделан позже.
– А как же записка – там стоит «18.20»?
– Возможно, эти цифры приписаны другой рукой – рукой убийцы.
Кровь отхлынула от ее щек.
– Какой ужас!
– А вам не бросилось в глаза, что цифры написаны не его
почерком?
– Да там вообще не его почерк!
Это была правда. Неразборчивые каракули в записке ничем не
напоминали четкий почерк Протеро.
– Вы уверены, что они не подозревают Лоуренса?
– По-моему, с него сняты все подозрения.
– Но, мистер Клемент, кто же это сделал? Люциус не вызывал у
людей симпатии – я знаю, но и настоящих врагов у него не было, мне кажется. То
есть заклятых врагов.
Я покачал головой:
