– Какое людям дело до показаний? Они про это ничего не
знают. И медицинские свидетельства никогда не убеждают никого из посторонних.
Вот еще одна причина, заставляющая меня остаться. Мистер Клемент, я должна
узнать правду.
Когда она говорила это, глаза ее горели огнем. Она добавила:
– Поэтому я и пригласила эту девицу.
– Мисс Крэм?
– Да.
– Значит, вы все-таки сами ее пригласили. Я правильно понял,
что это ваша инициатива?
– Целиком и полностью. Да, конечно, она немного похныкала.
На следствии – она была уже там, когда я пришла. Но я пригласила ее сюда
специально.
– Неужели вы думаете, – воскликнул я, – что эта
глупенькая девушка имеет отношение к убийству?
– Нет ничего проще, чем представиться дурочкой. Легче
легкого.
– Значит, вы все же думаете...
– Нет. Честное слово, я ее не подозреваю. Мне просто
кажется, что она что-то знает. Хотелось разузнать о ней побольше.
– И в первую же ночь, когда она здесь оказалась, был
изуродован портрет, – задумчиво сказал я.
– Вам кажется, это она? Зачем? По-моему, это совершенно
нелепо и невозможно.
– Нелепо и невозможно было убить вашего мужа у меня в
кабинете, – с горечью возразил я. – Однако кто-то это сделал.
– Знаю. – Она положила ладонь на мою руку. – Как
это ужасно для вас. Я очень вас понимаю, хотя мало об этом говорю.
Я вынул из кармана сережку с голубой бирюзой и протянул ей.
– Это, кажется, ваша?
– О! Да. – Она с радостной улыбкой протянула
руку. – Где вы ее подобрали?
Я не спешил класть украшение в ее раскрытую ладонь.
– Если вы не возражаете, – сказал я, – я бы еще
немного подержал ее у себя.
– Пожалуйста!
Она глядела на меня удивленно и пытливо. Но я не стал ничего
объяснять. Я спросил, как ее денежные дела.
– Вопрос нескромный, – сказал я, – но, поверьте, я
хотел бы, чтобы вы поняли его не так.
– Почему нескромный. Вы и Гризельда – мои лучшие друзья в
этих местах. Еще я питаю слабость к этой смешной мисс Марпл. Люциус был
довольно богат, должна вам сказать. Он разделил состояние поровну между мной и
Летицией. Старая Усадьба остается мне, но Летиция имеет право выбрать мебель,
чтобы обставить небольшой домик, на покупку которого ей оставлена отдельная
сумма, чтобы все было по справедливости.
– А вы знаете что-нибудь о ее планах на жизнь?
Анна с шутливой гримаской сказала:
– Мне она о них не сообщала. Я думаю, что она уедет отсюда
очень скоро. Она меня не любит и никогда не любила. Должно быть, это моя вина,
хотя я изо всех сил старалась держать себя достойно. Просто любая девочка
восстает против молодой мачехи, мне кажется.
– А вам она нравится? – спросил я напрямик.
Она ответила не сразу, и я еще раз убедился, что Анна
Протеро – человек честный и прямой.
– Вначале нравилась, – сказала она. – Она была
такая хорошенькая девчушка. А теперь нет, теперь нет. Сама не знаю, в чем дело.
Может быть, из-за того, что она меня не любит. Видите ли, я люблю, когда меня
любят.
– Как и все мы, – сказал я, и Анна Протеро улыбнулась.
Мне оставалось выполнить еще одно дело, а именно –
поговорить с Летицией Протеро. Это трудностей не представляло – я нашел ее в
одиночестве в гостиной. Гризельда и Глэдис Крэм вышли погулять в сад.
Я вошел и закрыл за собой дверь.
– Летиция, – сказал я, – мне нужно с вами кое о
чем поговорить.
– Да?
Я заранее обдумал, что буду говорить. Я протянул ей на
ладони бирюзовую сережку и спокойно спросил:
– Зачем вы подбросили это в мой кабинет?
Я заметил, что она на мгновенье напряглась, но это было одно
мгновенье. Она так быстро оправилась, что я не решился бы присягнуть в том, что
видел собственными глазами это секундное замешательство. Она сказала небрежно:
– Я ничего не подбрасывала в ваш кабинет. Это не моя
сережка. Сережка Анны.
– Это мне известно, – сказал я.
– Тогда при чем тут я? Не понимаю! Анна ее обронила, и все.
– Миссис Протеро была в моем кабинете только один раз после
убийства, и она была в трауре. Вряд ли она могла надеть голубые серьги.
– В таком случае, – сказала Летиция, – она
обронила ее раньше. – И добавила: – Это вполне логично.
– Весьма логично, – откликнулся я. – Я думаю, вы
припомните, когда ваша мачеха надевала их в последний раз?
– О! – Она смотрела растерянным, доверчивым взглядом
прямо мне в глаза. – А разве это так важно?
– Все может быть, – сказал я.
– Попытаюсь вспомнить. – Она сидела, сдвинув брови.
Никогда еще Летиция Протеро не казалась мне такой очаровательной. – О!
Да, – вдруг сказала она. – Они были на ней в четверг, я вспомнила.
– Четверг, – раздельно произнес я, – это день
убийства. Миссис Протеро была в тот день в мастерской, в саду, но, если вы
помните, она показала, что стояла снаружи, у окна, не заходя в комнату.
– А где вы нашли серьгу?
– Она закатилась под стол.
– Тогда, судя по всему, получается, – безмятежно
сказала Летиция, – что она говорила неправду, да?
– Вы хотите сказать, что она вошла в кабинет и стояла у
самого стола?
– А разве не так?
Она смотрела на меня чистыми, прозрачными глазами.
– Если хотите знать, – невозмутимо продолжала
она, – я никогда не верила, что она говорит правду.
– Но я точно знаю, что вы говорите неправду.
– Это почему?
Она явно встревожилась.
– А потому, – сказал я, – что я видел эту сережку
собственными глазами в пятницу утром, когда приходил сюда с полковником
Мельчеттом. Она лежала рядом со второй на туалетном столике у вашей мачехи. Я
даже подержал их в руках.
– О-о! – Она смешалась, потом вдруг перегнулась через
ручку кресла и разрыдалась. Ее подстриженные светлые волосы почти касались
пола. Поза была странная – удивительно красивая, полная по-детски необузданного
отчаяния.
Я дал ей немного выплакаться, потом очень ласково спросил:
– Летиция, зачем вы это сделали?
– Что?
