Как только мы остались с глазу на глаз, он совершенно
переменился.
– Вы застали нас врасплох, сэр, и все поняли. Что вы
намерены предпринять?
С Реддингом я мог говорить более откровенно, чем с миссис
Протеро. Я высказал ему все напрямик. Он выслушал меня внимательно.
– Само собой, вы не могли сказать ничего другого, – сказал
он. – Вы же священник, не в обиду будь сказано. По правде говоря, я с вами
даже готов согласиться. Но у нас с Анной совсем необычные отношения.
Я ответил, что подобными фразами люди оправдывались еще на
заре человечества, и на его губах появилась странная полуулыбка.
– Хотите сказать, что каждый считает свой случай
единственным в своем роде? Может быть, так оно и есть. Но вы должны мне
поверить только в одном.
Он начал доказывать мне, что между ними «нет ничего
недозволенного». По его словам, Анна – одна из самых преданных и верных женщин
на всем белом свете. И что с ними будет, он просто не знает.
– Если бы все это было написано в романе, – сумрачно
сказал он, – старик умер бы, а для остальных это было бы счастливым
избавлением. Туда ему и дорога.
Я ответил строгим упреком.
– Да нет, я вовсе не собираюсь воткнуть ему нож в спину,
хотя любому, кто это сделает, я принес бы глубокую благодарность. Ни одна живая
душа не скажет о нем доброго слова. Право, не понимаю, как это первая миссис
Протеро его не прикончила. Я ее один раз видел, много лет назад, и мне
показалось, что она вполне на это способна. Она из тех сдержанных женщин,
которые способны на все. Протеро повсюду бахвалится, затевает скандалы, скуп
как черт, а характер у него отвратительный, хуже некуда. Вы представить себе не
можете, что Анне пришлось от него вытерпеть. Не будь я нищ как церковная крыса,
я бы увез ее не задумываясь.
Я призвал на помощь все свое красноречие. Я упрашивал его
покинуть Сент-Мэри-Мид. Оставаясь здесь, он причинил бы Анне Протеро еще больше
горя, чем и без того выпало ей на долю. Люди станут болтать, дело дойдет до
полковника Протеро – и для нее настанут поистине черные дни.
Лоуренс возразил мне:
– Никто ничего не знает, кроме вас, падре
[14]
.
– Дорогой юноша, вы недооцениваете рвение наших доморощенных
детективов. В Сент-Мэри-Мид всем известны самые интимные отношения между
людьми. Во всей Англии ни один сыщик не сравнится с незамужней дамой
неопределенного возраста, у которой бездна свободного времени.
Он спокойно сказал, что с этим все в порядке. Все думают,
что он неравнодушен к Летиции.
– А вам не приходило в голову, – спросил я, – что
и сама Летиция может так подумать?
Он искренне удивился. Летиция, по его словам, на него даже
внимания не обращает. Он был в этом твердо уверен.
– Странная девушка, – сказал он. – Кажется, что
она все время во сне или в трансе, но я-то думаю, что за всем этим кроется
вполне практичный ум. По-моему, напускная мечтательность и рассеянность –
только маска. Летиция отлично знает, что делает. И есть в ней какая-то
непонятная мстительность, что ли. Ненавидит почему-то Анну. Просто видеть ее не
может. А ведь Анна всю жизнь вела себя с ней как истинный ангел.
Последние его слова я, разумеется, не принял всерьез.
Влюбленному молодому человеку его возлюбленная всегда кажется истинным ангелом.
Однако, насколько я мог судить, Анна действительно всегда была добра и
справедлива к падчерице. Меня поразило, с какой неприязнью и горечью говорила о
ней Летиция сегодня.
На этом нам пришлось прервать разговор – Гризельда и Деннис
влетели в кабинет и заявили, что очень нехорошо с моей стороны делать из
Лоуренса скучного старика.
– Ох, ну и тоска! – сказала Гризельда, бросаясь в
кресло. – Хоть бы случилось что-нибудь интересное! Убийство или грабеж, на
худой конец!
– По-моему, тут и грабить-то некого, – сказал Лоуренс,
подлаживаясь под ее настроение. – Разве что пойти стащить у мисс Хартнелл
вставные челюсти?
– Как они жутко щелкают! – сказала Гризельда. – А
вот насчет того, что некого грабить, вы ошибаетесь. В Старой Усадьбе есть
потрясающее старинное серебро. Прибор для специй и чаша Карла Второго
[15]
– и еще много редкостей. Все это стоит не одну тысячу фунтов,
я уверена.
– А старик возьмет да подстрелит тебя из своего армейского
пистолета! – вставил Деннис. – И сделает это с превеликим
удовольствием. Он бы тут всех перестрелял за милую душу!
– Вот еще! Мы бы ворвались и приставили ему дуло к
виску! – отвечала Гризельда. – У кого нам найти пистолет?
– У меня есть пистолет системы «маузер», – сказал
Лоуренс.
– Правда? Как здорово! А как он к вам попал?
– Сувенир военных лет, – коротко ответил Лоуренс.
– Старик Протеро сегодня хвастался своим серебром перед
доктором Стоуном, – сообщил Деннис. – Старина Стоун делал вид, что в
полном восторге от этих финтифлюшек.
– А я думала, они повздорили из-за раскопа, – сказала
Гризельда.
– Да нет, они договорились в конце концов, – сказал
Деннис. – Никак не пойму, чего ради люди роются в этих раскопах.
– А мне непонятно, что за птица этот Стоун, – сказал
Лоуренс. – Сдается мне, что он чересчур рассеянный. Иногда я готов
поклясться, что для него собственная специальность – темный лес и он в
археологии ни черта не смыслит.
– Виной всему любовь, – подхватил Деннис. – О
Глэдис прекрасная Крэм, приятна ужасно ты всем! В зубах белоснежных твоих
предел наслаждений земных. И там, в «Кабане Голубом», где спишь ты невиннейшим
сном...
– Достаточно, Деннис, – сказал я.
– Однако мне пора, – сказал Лоуренс Реддинг. –
Большое спасибо за приятнейший вечер, миссис Клемент.
Гризельда с Деннисом пошли его проводить. Деннис вернулся в
кабинет один. Видимо, что-то сильно рассердило мальчика – он принялся слоняться
по кабинету, хмурясь и время от времени награждая пинками ни в чем не повинную
мебель.
Наша мебель находится в столь бедственном состоянии, что ей
вряд ли можно нанести дальнейший ущерб, но я все же счел себя обязанным
вступиться за нее.
– Прости, – буркнул Деннис.
Он с минуту помолчал, а потом вдруг взорвался:
