Так что п. г. т. Бестях – это совершенно нормальное название. Даже приличное. Просто непонятно, где это вообще.
– Ну что, камрады, похоже, землячками оказались девоньки наши! А я-то думаю, с чего это вдруг они друг друга так интимно оскорбляли? Ларски кричала, что нахимовская жена – малолетняя потаскуха, а та в ответ что-то про физрука обзывалась. Про то, мол, что Мориша как в детстве с учителем физкультуры в интимные отношения вступила, так до сих пор остановиться в беспорядочных половых связях не может, – это Элка так культурно для детектива краткое содержание давешнего скандала обрисовала. – Похоже, девахи друг друга с детства знали.
Сашка наморщил нос, призадумался и довольно сурово попросил напарника:
– Жень, сгоняй-ка в номер за ноутом. Посмотрим, где этот п. г. т находится.
– И по дороге звякни, пожалуйста, куда надо, а? Узнай, не меняла ли Ларски фамилию. Хотя вряд ли, конечно, она ж замуж не ходила. А вот девушка с редким именем Идея наверняка до замужества была совсем не Нахимовой. Что-то мне подсказывает, что рыться надо в босоногом детстве нашей журналистки.
Эти слова Элка буквально прошептала, чтобы окружающие не слышали. Ибо к настоящему моменту почти все участники кровавого преступления собрались в ресторане. Пожрать пришли соотечественники. Проголодались. И все они уши грели (в смысле подслушивали, что говорили детектив, Элка и телохранители) так откровенно, что просто неприлично было смотреть на их изнывающие от любопытства физиономии.
Особенно во всем этом гадюшнике мадам Нахимова выделялась. Ни хрена не понимая, поскольку интересующие ее люди говорили на французском языке, поклонница талантов Юлия Цезаря ухитрялась жрать, не прикрывая рот, и одновременно вытягивать ушные раковины в сторону шушукавшихся детективов и Элки со товарищи.
Более того, эта мымра даже скандалец небольшой закатить попыталась. Дождавшись, когда месье д’Ансельм на минуту отложит в сторону бумаги, тумбообразная женщина очень громко и показушно заявила, обращаясь к мужу:
– Тусечка, как ты думаешь, нас еще долго будут держать в заложниках? Сил моих больше нет сидеть в этой дыре! Какая ужасная здесь полиция, ничего сделать не могут! – Дама демонстративно вздохнула, закатив глаза.
Глаза-то она закатила, но, тем не менее, притихла, пытаясь понять – перевели детективу ее слова или нет. Перевели – Сашка тихонько пробубнил на ухо французу, что российская дама недовольна действиями местных правоохранительных сил.
Д’Ансельм на секунду задумался, потом повернулся к ней и с ангельским выражением лица ответил. А Сашка перевел:
– Извините, что отрываю вас от увлекательного занятия, – француз задумчиво посмотрел на заваленную жратвой тарелку мадам Нахимовой, – но, так как я стал невольным свидетелем выражения вашего недовольства, считаю своим долгом исправить ситуацию. Насколько я понимаю, вам хотелось бы поскорее покинуть Куршевель?
Оглушенная таким хамством, – ишь ты какой негодяй, мало того, что ниц не пал, так еще, сволочь, не нахамил, желаниями ее интересуется! – Идея Нахимова судорожно кивнула, сотрясая все три своих подбородка. А не – четыре.
– Я считаю, что с моей стороны было бы просто непрофессионально так затягивать следствие и задерживать занятых людей, – наградив Нахимову улыбкой Чеширского кота, продолжал детектив. – Тем более, что собрались здесь люди порядочные, честные и к преступлениям никак не склонные. Так что, я думаю, нам всем стоит собраться здесь, в ресторане, к двум часам дня и окончательно прояснить ситуацию. Скрывать присутствующим друг от друга нечего, не уголовники, чай, какие. Вот и постараемся решить вопрос с вашим отбытием из страны как можно быстрее – то есть сообща выясним, кто ни в чем не виноват, а кому прямая дорога за решетку. Договорились?
Мадам Нахимова начала понимать, каких дров она сейчас наломала. Похоже, французишка собирается согнать всех подозреваемых в кучу и принародно прополоскать грязное белье… И кому, спрашивается, это надо?
Но отмазаться по-быстрому у дамы не получилось. Детектив одной пачкой запихнул все документы в портфель и обратился к притихшей мэрше:
– Насколько я понял, вам лично опасаться нечего, вы же мне откровенно все рассказали. Так что жду вас лично, – Д’Ансельм поднял глаза и медленно обвел взглядом присутствующих, – и ваших соотечественников здесь к четырнадцати часам. Для тех, кто сомневается в правомерности моих поступков, я оставлю телефон моего начальства. А там вам все разъяснят про нежелание сотрудничать с полицией и про дачу ложных показаний. Извините, господа, сейчас я вынужден откланяться. До встречи.
И высокий стройный мужчина покинул ресторан.
– Что ж ты, Коля, бабу-то свою сразу после свадьбы не утопил? – тоскливо сказал бизнесмен Кац. – Тебе воды для этого, что ли, в Черном море не хватило? Дура она у тебя. Ой дура…
– Ёлк, только ты не ржи, ладно? Веди себя прилично. Нет, ты сначала дай слово, что будешь держать себя в руках, а потом я тебе расскажу. Договорились?
Быстренько позавтракав, Элка и два телохранителя переместились в кабинет владельца гостиницы, любезно предоставленный детективу для всяких там расследовательских дел. Ну действительно, сколько можно по общепитам серьезные дела обсуждать?
Тем более, что на одиннадцать часов утра у них (то есть, конечно, у детектива, но Ёлка уже считала себя полноценной частью команды) была назначена доверительная беседа с охрененно крутым олигархом, солнцем российского бизнеса и просто очень крутым парнем Михаилом Никифоровым.
Кстати, формулировку «доверительная беседа» придумал д’Ансельм. Ёлкины мужики назвали это дело «терка», а сама девушка остановилась на суровом слове «допрос».
До прихода Никифорова оставалось минуты три, когда у Женьки в ноуте брякнуло извещение о новом сообщении. Маленький телохранитель влез в почту, посмотрел полученную информацию – а затем почему-то повернул ноут экраном к Сашке.
Оба эти хмыря прыснули от смеха.
– Чего веселимся? – Изнывающая от любопытства Элка попыталась было сунуть нос в компьютер, но шустрый Женька отвернул от нее монитор.
– Тут информация пришла. Про суровое детство Ларски. И ее подружки Идеи.
– Ну?.. И чего там такого смешного?
Женька хрюкнул и потребовал:
– Пообещай не ржать. И не издеваться над бедной женщиной.
Вот ведь обмороки злобные! Ну разве можно так над человеком измываться? В минуты жестоких приступов любопытства Ёлка могла пообещать что угодно, лишь бы ее неведением не мучили. Вот и сейчас она головой закивала, пообещала вести себя прилично и сделать все, что захотят телохранители, – только чтобы не томили!
– Девичья фамилия жены мэра – Коровина, – все еще похрюкивая, сообщил Евгений.
– И чё?
– А зовут ее Идея. Смешно просто, – более спокойный Сашка попытался донести до Элки то, над чем они с напарником веселились. – Ты представь, как девочку в школе к доске вызывали. Сдается мне, не любили ее родители. Это ж надо так ребенка назвать.
