Ага. Кому-то бабло, а кому-то холодный кафель прозекторской.
Ёлку аж передернуло от жутких воспоминаний. Господи, это опознание она никогда не забудет.
– Сашк, а Сашк… А может, мы как обычно все сделаем? В смысле, ты сам сходишь, все посмотришь и мне потом расскажешь? Мне туда чего-то совсем идти не хочется…
Элка стояла в холодной, выложенной серо-неровным кафелем комнате, – как там у них в моргах эти прихожие называются? – и откровенно скулила, дергая телохранителя за рукав.
Страшно было так, что от ужаса скулы сводило! Или, может, это ее от холода тутошнего так подколбашивало?
– Элла Александровна, я бы с удовольствием, но увы. Во-первых, майор попросил именно вас поучаствовать в опознании, а во-вторых… – Сашке было откровенно жаль девчонку, но он действительно ничем не мог ей помочь. – Да хрен с ним, с «во-вторых»! Элла Александровна, вы просто представьте, что это куклы. Не покойники, а обычные пластмассовые куклы. Манекены! И вам просто надо посмотреть, похож ли тот, кого вам покажут, на… – Сашка пристально посмотрел Ёлке в глаза и продолжать не стал. Он осторожно приобнял девушку и тихонько, как бы убаюкивая, прошептал: – Ну не бойся. Я рядом буду. А когда я рядом, тебе не может быть страшно. Я тебя от всех защитю.
– Защищу… – так же шепотом поправила Элла, глубоко вдохнула и ровным, спокойным голосом обратилась к стоявшему рядом санитару: – Давайте уже пойдем посмотрим. Где у вас тут опознания проводят?
Они шли по длинному гулкому коридору – возглавлял колонну мурлыкающий песенку санитар, за ним печатал шаг милицейский майор в накинутом на плечи несвежем халате, следом шлепала, нервно подпрыгивая, Элка, и замыкал шествие спокойный как танк Сашка.
Кстати, выглядел он презабавно – халата его размера в печальном заведении не нашлось, поэтому на него нацепили то, что было. И выглядел теперь грозный телохранитель странновато – словно средних размеров слон, прикрытый скомканным носовым платочком.
– Вы узнаете этого человека?
Бесстрастный голос милиционера отдельными словами зависал в воздухе, никак не складываясь в предложения.
– Элла Александровна, вам нехорошо?
– Естественно, мне нехорошо. Меня в моргах редко радостная эйфория накрывает… – передернувшись, прохрипела Элка.
– Вы можете отвечать на мои вопросы? Вы узнаете этого человека?
– Да. Могу. Да. Узнаю. – Каждый звук давался Элке очень нелегко. Но она прекрасно понимала, что чем раньше ответит на все вопросы, тем быстрее закончится этот кошмар.
Майор требовательно уставился на девушку.
– Это… – Ёлка в очередной раз глубоко вздохнула, впустив в легкие холодный, неприятно пахнущий воздух, и четко, как солдат, отчеканила: – Это Валерка. Петров Валерий Андреевич. Какого-то там года рождения. Все. Выведите меня отсюда, а то я головой об кафельный пол ударюсь, когда в обморок буду падать.
Вывалившись из дверей здания морга, Элка рухнула на руки подхватившего ее Женьки и, всхлипывая, прокашляла:
– Господи, ну я-то вам зачем понадобилась? Я же ему не родственница и даже не хорошая знакомая! Мы с Валерием виделись-то всего три раза! Неужели обязательно надо было меня сюда тащить и весь этот паноптикум устраивать?
Майор понимающе пожал плечами, как бы извиняясь за происшедшее:
– Дело в том, что последний исходящий звонок, сделанный с телефона покойного, был на ваш номер. А последний входящий – с телефона, зарегистрированного на какого-то гастайбайтера, найти которого просто нереально. Вы не знаете, у него были знакомые гости из солнечного Узбекистана? Поймите, потерпевший был довольно известным человеком, это дело на особом контроле… Мы просто обязаны проверить все версии! – Он вздохнул, развел руками и зачем-то добавил: – Хотя, на мой взгляд, тут все совершенно понятно. Труп нашли в его квартире, следов взлома нет, ничего не похищено, все вещи на месте. Покойный сидел в кресле, рядом лежал шприц с остатками наркотического вещества. На руке – свежий след от инъекции. Словом, обычный передоз – и все. Никакого криминала. Случайная смерть. Так что извините, что вам пришлось пройти через эту неприятную процедуру. Это необходимая формальность! И потом – мы же не знали, что вы… – майор замялся, подбирая нужные слова, – не простая девушка… Если бы знали – не посмели бы потревожить. Обошлись бы как-нибудь.
Как ей в тот момент удалось сдержаться – непонятно. Потому что очень хотелось разораться, выматериться, брызгая слюной в лицо этому служаке, – высказать все, что было на душе! Вот ведь скотина, а! Он же только что рассказывал, что вся эта ужасная процедура опознания совершенно необходима, что через этот кошмар обязательно надо пройти, у них, видите ли, следствие… И вот оказывается, что если свидетель – дочь министра, то следствие могло бы прекрасно и без Ёлки обойтись! Определились бы уже, шкуры продажные, в степени необходимости неприятных процедур для лиц различных социальных уровней!
Твари подхалимные, продажные твари! Злоба застилала глаза, очень хотелось выплеснуть ненависть, всё, что кипело внутри… Но – Элка не разоралась, не выматерилась, а спокойно ответила на вопросы:
– Где и когда вы познакомились с Валерием Петровым?
– На дискотеке, случайно.
– В каких вы были отношениях?
– В приятельских, виделись всего пару раз.
– Зачем он звонил вам перед смертью?
– Спрашивал, когда я приеду в Москву.
– Вы знали, что потерпевший употреблял наркотики?
– Нет, Валерий был спортсменом, он не употреблял наркотики, по крайней мере мне об этом было неизвестно.
– Вы можете сообщить что-либо еще, что могло бы помочь следствию?
– Нет.
– А может, у покойного был повод для самоубийства?
– Нет.
Нет, нет и еще раз нет. Жить, и жить, и еще раз жить были тысячи поводов у покойного…
– И вот чего им, молодым и богатым, не живется? Им же все в руки плывет!
Нетрезво всхлипнув, старый тренер смахнул блеснувшую на щеке слезу, поймал взглядом глаза Шурика и потребовал:
– Налей-ка мне еще, сынок. Кстати, а мы с тобой нигде раньше не встречались? Уж больно лицо у тебя знакомое…
– Вы меня на соревнованиях видели, Сергей Геннадьевич. Я в свое время хотел у вас тренироваться, но не получилось. Мы с Валеркой хорошо знакомы были, даже бились с ним как-то.
Вот откуда у Шурика столько терпения? Если бы Ёлка ему один и тот же вопрос в течение получаса шесть раз задала, он бы уже изнервничался и огрызаться бы начал. А тут смотрите-ка – сидит, водочку уважаемому мастеру спорта подливает и терпеливо одно и то же, как попугай, повторяет! Да еще и смотрит на него с таким обожанием, что розовато-лиловые флюиды нежности по залу разливаются.
– Вот! Я же говорю! – в очередной раз воздел палец к потолку нетрезвый тренер. – Все они мои дети! Все меня знают! И я их знаю как облупленных! А они, подлецы, наркоманичать начинают!
