– Дядя Слава! – завизжала Люська и кинулась на шею гиганту.
Милицейская форма и, главное, те самые форменные ботинки сразу же навели меня на мысль, что это и есть тот самый участковый Свиридов. А когда новый гость заговорил, я в этом убедилась окончательно и бесповоротно.
– Вот, Вениамин Палыч, только от дел освободился, – хрипло проговорил он, поднимая Люську на руки и бережно усаживая обратно на кровать. – И сразу к вам. Знал ведь, что Федор обязательно сюда за помощью придет. Да и вы делом наконец-то займетесь, хватит уже тараканов гонять.
Выдвинув обшарпанную табуретку из-под кровати, Ярослав Сергеевич Свиридов уселся на грубо сколоченное сиденье, упершись широко расставленными ногами в пол, и, подавшись вперед, веско сообщил:
– Я тут бензиновых магнатов пробил и могу почти со стопроцентной уверенностью сказать, что Сенька Пуп – это не их рук дело. Оказывается, тамбовские ребята на другого Семена подумали и его в бетон закатали. Этот Сенька Шнифт давно им грозил бензин попортить, да все никак не решался от слов к делу перейти. А когда их бензоколонки встали, парни и решили, что Шнифт привел свои угрозы в исполнение. Тем более что поставщик бензина перед смертью говорил про какого-то Семена. И когда я стал ребяткам говорить про сына танцора, они только удивленно хлопали глазами и разводили руками. Выходит, не за бензин гражданина Камальбекова убили.
Сосредоточенно выслушав отчет майора Свиридова, дядя Веня откинул в сторону бумаги, выпустил изо рта нажеванный клок бороды и повернул голову к притихшему следаку из Бугульмы:
– Ну, Федор, что ты думаешь по этому поводу?
Лоб, щеки, подбородок и шею юного сыщика последовательно залил яркий девичий румянец, и он застенчиво проговорил:
– Прямо даже и не знаю, что тут подумать. Если суммировать имеющуюся у нас информацию, получается, что юная мулатка Мария песни Гребенщикова по кабакам поет, а в свободное от работы время криминальных авторитетов по собственному почину убивает. Бред какой-то, ей-богу...
– Тут важно, каким образом убивает и что при этом забирает из дома убитого, – подсказал Люськин родственник. – Вот, например, давайте откроем этот сосуд из тыквы, найденный в квартире убитого, и посмотрим, что в нем хранится.
Следователь Козелок сдвинул к переносице светлые брови, протянул руку и осторожно, будто боясь обжечься, двумя пальцами ухватил тыквочку за расписные бока и, сделав вращательное движение, скрутил с нее плоскую крышку, которой раньше я даже не заметила. Сунул в дырку нос и принялся пристально рассматривать содержимое сосуда.
– Высыпай на стол, не бойся, – видя нерешительность сыщика, подбадривал парня дядя Веня.
Тот, как послушный ученик, перевернул емкость вверх дном и старательно потряс над столешницей. Из коробочки, как лепестки увядших цветов, медленно вылетели и, планируя, упали на стол две какие-то непонятные сухие очистки. Дядя Веня взял в руки один из сухих лепестков и, поднеся почти вплотную к глазам, отломил кусочек и растер его в пальцах.
– Так где, говоришь, тыкву-то нашли? – внимательно рассматривая перетертую шелуху, уточнил он.
– Э-э, кажется, в ванной, – с сомнением в голосе откликнулся нескладный Федор Антонович.
Тоже мне, следователь, называется. Сам не знает, где что нашел.
– А ты загляни в протокол осмотра места преступления, – подсказал Люськин родственник.
Юный сыщик, так похожий на трактирного полового, дрожащей рукой выудил из-под россыпи фотографий стопку бумаг и уставился на первый лист. А потом вскинул полные смертной муки глаза на дядю Веню и тоскливо произнес:
– Нету в протоколе осмотра ничего про этот сосуд.
– Как это нету? – удивился Люськин дядя. – Почему же не занесли?
Федор Антонович покраснел как помидор, сжался под пристальным взглядом своего собеседника, но так и не вымолвил ни слова. Разве он мог в присутствии посторонних девиц и надменного длинноносого доктора признаться, что, проводив участкового майора и посетив ватерклозет, он отправился в ванную комнату с одним-единственным намерением – вымыть руки.
Но, обнаружив на стеклянной полочке под зеркалом целую батарею самых разнообразных парфюмов, тут же свои планы слегка откорректировал и, ухватив «Эгоист платинум», начал обильно поливать дорогой туалетной водой свой скромный пиджачок. Федор так увлекся этим занятием, что не заметил, как смахнул с края раковины крышечку от флакона. Прозрачный кусок пластика прямоугольной формы скользнул по кафелю и в мгновение ока скрылся под ванной. Переполошившись, следователь Козелок проворно опустился на колени и в поисках пропажи принялся шарить под ванной рукой.
И прежде чем нашарить крышечку от парфюма, следователь извлек на свет божий синюю зубную щетку, почти новый кусок мыла, старый бритвенный станок, безразмерный бюстгальтер и две пары малюсеньких кружевных женских трусиков. И эту вот расписанную загадочными узорами тыкву. Все эти предметы были столь густо покрыты пылью, что в первый момент с трудом поддавались идентификации. Видимо, у соседки Зои Игнатьевны, взявшей на себя обязанности домработницы семьи Камальбековых, до грязи под ванной никак не доходили руки.
Оставив другие находки без внимания, следователь Козелок тщательно отмыл славную тыковку под струей горячей воды, обтер полотенцем и собрался присоединить к своей коллекции необычных сосудов, которые он начал собирать, еще учась в Казанском университете. И, собираясь к Вениамину Палычу, лишь в последний момент догадался взять странный предмет с собой. Да и то только потому, что в сосуде оказались непонятные ошметки, похожие на сухую листву.
* * *
– Вениамин Палыч, – сдавленно проговорил он, – поймите меня как коллекционер коллекционера...
– Значит, решил тыквочку с места преступления стащить? – грозным тоном заключил дядя Веня. – И пальчики тоже ненароком уничтожил. Поня-атненько. Но это не беда. Вот получим заключение патологоанатомов и будем точно знать, от чего скончался покойный.
– А я вам и так, без экспертизы, скажу, – вклинился в разговор доктор Орлов. – Помимо ушиба и раны головы, имела место и сильнейшая интоксикация организма. – Он помолчал немного и, самодовольно хмыкнув, добавил: – Зеленоватый отлив ногтевых пластин, и синева под глазами просто необыкновенная. Так что отравили Сеньку Пупа, это я вам как врач говорю.
– Ну что же, пока у нас нет заключения, давайте мыслить логически, – предложил Вениамин Палыч. – Вот это вот, – он поднял со столешницы и сунул под нос молодому следователю одну из сухих ошметок, – кожица какого-то ядовитого насекомого. Видите вот эти вот ярко-желтые пятнышки на оранжево-красном фоне? Это предупреждающая окраска, означающая, что насекомое смертельно опасно. И, судя по окрасу, оно не водится в наших широтах. Скорее всего это африканское насекомое. Но я могу и ошибаться. Итак, какой вывод напрашивается в этой связи?
– Нууу, я не знаю... – застенчивым фальцетом затянул следователь. – Судя по всему, человек, который дал Семену Камальбекову этих гусениц, прибыл из Африки. И эта смуглая Мария... Знаете, такие дети особенно часто встречаются на улицах после международных фестивалей молодежи и студентов. Так, может, ее папаша как раз и есть студент из Африки?
