Поэтому он не очень удивился, когда на экране возник знакомый вид деревни Сен-Виктор-дю-Мон. Адамберг прижался носом к экрану, пытаясь расслышать сообщение. Через пять минут поднялся, слегка оглушенный. Ночью в овчарне волк насмерть загрыз женщину. Не этого ли в глубине души он ждал все последние дни? Не это ли предчувствовал? Реальность в точности совпала с его смутными предположениями и догадками, и, как всегда в подобные минуты, Адамберг почувствовал легкое головокружение и ужас. Его подсознание не внушало ему особого доверия. Он всякий раз заглядывал в него с опаской, как в котел злого колдуна, где ко дну пристало что-то непонятное и пугающее.
Он медленно добрел до своего столика. Энид принесла ему тарелку с едой, и он принялся машинально резать картошку, вкуснейшую картошку, запеченную с сыром, — он всегда заказывал здесь это блюдо. Он спрашивал себя, почему его почти не удивила гибель женщины в Сен-Викторе. Черт возьми, ни один нормальный волк не станет нападать на человека, он просто смотается куда подальше: на то он и волк, умный и хитрый зверь. Если бы он напал на ребенка, в это еще можно было бы поверить, но на взрослого — никогда. Наверное, она его загнала в угол. Какой же надо быть дурой, чтобы загнать такого хищника в угол? Впрочем, вероятнее всего так оно и случилось. Потом на экране появился уже знакомый по первым репортажам невозмутимый ветеринар. Итак, слово науке. Он рассуждал о заостренных коренных зубах, о клыках, первое отверстие здесь, второе отверстие там. От его ровного голоса клонило в сон. Он производил впечатление знающего человека и был почти уверен в том, что женщина погибла в результате нападения крупного волка, огромного волка из Меркантура. Да, было заметно, что он удивлен.
Адамберг отодвинул пустую тарелку и, нахмурившись, стал размешивать сахар в кофе. Наверное, ему с самого начала история показалась очень странной. Слишком впечатляющей, слишком поэтической, чтобы быть правдой. Когда в обычной жизни, откуда ни возьмись, появляется нечто высокохудожественное, все удивляются, восхищаются, до тех пор пока не обнаруживают, что их надули, расставив хитрую ловушку. Наверное, он с самого начала не поверил, что гигантский волк выходит из тьмы и нападает на горную деревню. Но, черт возьми, это были действительно следы волчьих зубов! Может, бешеная собака? Нет, заключение ветеринара не оставляло никаких сомнений. Конечно, по отпечаткам зубов невозможно сделать точные выводы, но это определенно не собака. Одомашнивание, вырождение, уменьшение роста животного и размеров его челюстей, изменение положения малых коренных зубов — в общем, Адамберг не все усвоил, но понял главное: у собаки не может быть такого большого расстояния между отпечатками зубов. Единственное исключение — немецкий дог. В горах видели бродячего немецкого дога? Нет, не видели. Значит, это волк, очень крупный волк.
На сей раз на полу, на кучке овечьих экскрементов обнаружили отчетливый след левой передней лапы зверя, справа от тела погибшей женщины. Отпечаток размером около десяти сантиметров — лапа волка. Если наступить левой ногой на дерьмо, это счастливая примета — для человека. Адамберг подумал: интересно, а на волков она тоже распространяется?
Надо было совсем не иметь головы на плечах, чтобы загнать такого зверя в угол. Вот что случается, когда идешь напролом. Вечно все спешат, торопят события. Ничего хорошего из этого не выходит. Грех нетерпения. Или же этот волк — не такой, как другие. Не только очень крупный, но и психически ненормальный. Адамберг открыл свой блокнот для рисования, вынул обгрызенный карандаш, озадаченно уставился на него. Кажется, это карандаш Данглара. Этот парень имел привычку грызть все карандаши, какие попадались ему под руку. Адамберг покрутил его, с интересом рассматривая глубокие бороздки, оставленные человеческими зубами.
XII
На рассвете Камилла услышала, как от дома отъезжает мотоцикл. Она даже не проснулась, когда Лоуренс тихонько встал и собрался. Канадец двигался неслышно и всегда оберегал сон Камиллы. Сам он мог спать, мог не спать — ему было все равно, но для Камиллы сон представлял собой одну из основных жизненных ценностей. Она услышала удаляющийся шум мотора, взглянула на часы, попыталась вспомнить, куда это Лоуренс поспешил в такую рань.
Ах да, Массар. Лоуренс хотел застать его, прежде чем тот уедет в Динь, на бойню. Она повернулась на другой бок и моментально заснула.
В девять часов Лоуренс вернулся и разбудил ее, встряхнув за плечо.
— Массар не ночевал дома. Его машина по-прежнему на месте. Он не поехал на работу.
Камилла села на постели, взъерошила волосы.
— Нужно предупредить полицию, — продолжал Лоуренс.
— А что мы им скажем?
— Что Массар исчез. Что нужно прочесать горы.
— Ты ничего не скажешь о Сюзанне?
Лоуренс отрицательно затряс головой.
— Сначала надо обыскать его нору, — заявил он.
— Устроить у него обыск? Ты что, спятил?
— Нужно, чтобы его нашли.
— А чем поможет обыск в его лачуге?
— Возможно, поймем, куда он направился.
— Что ты рассчитываешь там найти? Аккуратно сложенную шкуру волка-оборотня на полочке в шкафу?
Лоуренс пожал плечами.
— Господи, Камилла, хватит говорить. Поедем.
Через три четверти часа они уже входили в маленький домик Массара, выстроенный наполовину из бетонных блоков, наполовину из дерева. Дверь была не заперта.
— Хорошо хоть обойдемся без взлома, — заметила Камилла.
Лачуга состояла всего из двух комнат: маленькой темной гостиной, где почти не было мебели, и спальни с уборной. В углу гостиной стоял огромный морозильник — единственный предмет, свидетельствующий о том, что сюда тоже добрался технический прогресс.
— Как здесь грязно. — Лоуренс брезгливо сморщился, обследуя комнату. — Французы такие нечистоплотные. Надо посмотреть, что в морозильнике.
— Посмотри сам, — опасливо проговорила Камилла.
Лоуренс освободил верхнюю часть морозильника, переложив с нее на стол кепку, фонарик, газету, дорожную карту и несколько головок лука, затем открыл крышку и заглянул внутрь.
— И что там? — спросила Камилла, не приближаясь.
— Мясо, мясо и еще раз мясо, — сообщил Лоуренс.
Он пошарил одной рукой в морозильнике, пока не добрался до дна.
— Зайцы, кролики, куски говядины, четверть туши серны. Массар браконьерствует помаленьку. Добывает еду для себя, для своей собаки или для двух животных.
— А кусков овечьих туш нет?
— Нет.
Лоуренс захлопнул крышку. Камилла, немного успокоившись, села к столу и развернула дорожную карту.
— Может, он отмечает маршруты своих походов? — предположила она.
Лоуренс, ни слова не говоря, направился в спальню, осмотрел пружинную сетку кровати и матрас, выдвинул ящики тумбочки и комода, тщательно обыскал деревянный платяной шкаф. Какая грязь!
