— Комиссар Жан-Батист Адамберг, — представил он. — Познакомьтесь, комиссар, — Лизбета Гластон, певица, Дамас Вигье из «Ролл-Райдера», его сестра Мари-Бель, Кастильон, кузнец на пенсии, и наша скромница Ева. Жосса Ле Герна вы уже знаете. Не желаете рюмочку кальвадоса?
Адамберг отказался.
— Можно вас на два слова, Декамбре?
Лизбета, не стесняясь, легонько дернула комиссара за рукав. Адамбергу была знакома эта бесцеремонность, которую ни с чем не спутаешь, это свойское обращение, словно им доводилось сиживать на одной скамье в полиции, эта развязная непринужденность проституток, привычных к постоянным облавам.
— Слушайте, комиссар, — сказала она, оглядывая его с головы до ног, — вы что, сегодня вечером маскируетесь? Это вы на ночь так нарядились?
— Нет, я всегда так хожу.
— Да вы, я смотрю, не любите себя утруждать. Ну и неряхи эти полицейские!
— По одежде не судят, Лизбета, — сказал Декамбре.
— Иногда судят, — возразила та. — Этот парень явно не любит пускать другим пыль в глаза. Разве не так, комиссар?
— Другим — это кому?
— Женщинам, — улыбнулся Дамас. — Нужно хотя бы женщин уметь поразить.
— Тоже мне, умник нашелся, — сказала Лизбета, повернувшись к Дамасу, и молодой человек покраснел до корней волос. — Очень нам нужно, чтобы вы нас поражали.
— Вот как, — нахмурился Дамас, — а что же вам нужно?
— Ничего, — сказала Лизбета, хлопнув широкой черной дланью по столу. — Скажи, Ева! Ни любви нам не надо, ни нежностей, была бы тарелка фасольки. Понял? Вот и прикинь.
Ева промолчала, а Дамас помрачнел, вертя в руках рюмку.
— Ты не права, — дрожащим голосом проговорила Мари-Бель. — От любви, понятное дело, никто не откажется. Что же нам еще остается?
— Я ж тебе уже сказала — фасолька.
— Глупости, Лизбета, — Мари-Бель скрестила на груди руки, готовая заплакать, — если у тебя есть жизненный опыт, нечего дразнить других.
— Так набирайся опыта, ягненочек, — парировала Лизбета. — Я тебе что, мешаю?
И вдруг она рассмеялась, поцеловала Дамаса в лоб и потрепала по голове Мари-Бель.
— Улыбнись, ягненок, — сказала она. — И не верь всему, что болтает толстуха Лизбета. У тетки Лизбеты дурной характер. Она любит задираться, как солдафон. Правильно делаешь, что не поддаешься. Так и надо. Только смотри не переборщи с опытом, это я тебе как знающий человек говорю.
Адамберг отвел Декамбре в сторонку.
— Извините, — сказал Декамбре, — но мне нужно дослушать их разговор. Ведь завтра утром они придут ко мне за советом, понимаете? Я должен быть в курсе.
— Он влюблен? — спросил Адамберг с вялым интересом, как человек, купивший недорогой лотерейный билет и не слишком рассчитывающий на выигрыш.
— Вы про Дамаса?
— Да. Он влюблен в певицу?
— Он ею очарован. Что вы хотели мне сказать, комиссар?
— Случилось то, чего вы боялись, Декамбре, — сказал Адамберг, понижая голос. — На улице Жан-Жака Руссо обнаружен черный обнаженный труп. Его нашли сегодня утром.
— Черный?
— Его задушили, раздели и вымазали углем.
Декамбре стиснул челюсти.
— Я так знал, — пробормотал он.
— Да.
— Его дверь была не тронута?
— Да.
— Вы охраняете остальных?
— Их двадцать восемь человек.
— Извините. Я не сомневаюсь, что вы умеете делать свою работу.
— Мне нужны эти «странные» послания, Декамбре, все, что у вас есть, вместе с конвертами, если вы их сохранили.
— Идемте.
Они пересекли площадь, и Декамбре привел Адамберга в свой тесный кабинет. Чтобы усадить комиссара, ему пришлось убрать одну стопку книг.
— Вот. — Декамбре протянул ему пачку листов с конвертами. — С отпечатками, как вы догадываетесь, ничего не выйдет. Сначала с ними Ле Герн возился, а потом я. Мои отпечатки вам ни к чему, у вас есть все десять пальчиков в базе данных.
— Мне понадобятся отпечатки Ле Герна.
— Они у вас тоже есть. Ле Герн, насколько я знаю, побывал за решеткой четырнадцать лет назад за крупную драку в Гильвинеке. Как видите, с нами удобно, никаких хлопот, мы уже у вас в компьютере, и просить не надо.
— Похоже, на этой площади все побывали за решеткой, Декамбре.
— Есть такие места, где веет особенный дух. Я прочту вам воскресное «странное» послание. Оно было только одно: Сегодня вечером, возвращаясь домой к ужину, я узнал, что в городе чума. Многоточие. Уединился в конторе, чтобы закончить письма и привести в порядок бумаги и наличность на случай, если Господь вздумает призвать меня к себе. Да свершится воля Его!
— Это продолжение «Дневника» англичанина, — догадался Адамберг.
— Вы правы.
— Сеписа.
— Пеписа.
— А вчерашняя записка?
— Вчера ничего не было.
— Так-так, — протянул Адамберг. — Он сбавил обороты.
— Не думаю. Вот что пришло сегодня утром: Бич сей всегда наготове и к услугам Божьим, Он насылает и отводит его, когда захочет. Из этих строчек можно скорее заключить, что сдаваться он не собирается. Обратите внимание на «всегда наготове» и «когда захочет». Он трубит победу и насмехается.
— Представляет себя сверхчеловеком, — проговорил Адамберг.
— Это признак инфантильности.
— Это нам ничего не дает. — Адамберг покачал головой. — Он не дурак. С тех пор как вся полиция на ногах, он больше не будет указывать место. У него должны быть развязаны руки. Он назвал «квартал Руссо», чтобы установить связь между преступлением и объявленной им чумой. Возможно, в дальнейшем он не станет давать наводки. Держите меня в курсе, Декамбре, сообщайте о каждом послании.
И Адамберг ушел, унося в руках пачку писем.
XVIII
На следующий день в два часа дня компьютер выдал имя.
— Один есть, — громко объявил Данглар, подзывая коллег.
С десяток полицейских столпились за его спиной, глядя на экран. С самого утра Данглар искал досье на человека с инициалами С.Т., пока остальные безуспешно пытались найти точки соприкосновения у обитателей двадцати восьми квартир, которым грозила опасность. Утром прибыли результаты экспертизы: замок был вскрыт профессионалом. Отпечатки пальцев, обнаруженные в квартире, принадлежали только самой жертве и домработнице. Древесный уголь, которым испачкали труп, был получен от сожжения веток яблони, а не разных пород деревьев, дрова которых мешками продают в магазинах. Конверт цвета слоновой кости можно было купить почти в любом писчебумажном магазине с достаточно широким ассортиментом по три франка двадцать сантимов за штуку. Он был вскрыт гладким лезвием. Внутри нашли только бумажную пыль и какое-то мелкое раздавленное насекомое. Нужно ли передать насекомое энтомологу? Адамберг нахмурился и кивнул.
