— Прозорлив? Его никто не заставлял рисовать эти дурацкие четверки. И никто не просил указывать на жертвы. В свою же ловушку и попался.
— Он хочет внушить нам, что мы имеем дело с чумой.
— Мог бы просто нарисовать красный крест, уже потом.
— Да, но он насылает чуму выборочно, а не на всех сразу. Он выбирает жертвы и по-своему старается защитить тех, кто живет рядом. В этом тоже есть свой расчет, это разумно.
— Разумно с его точки зрения. Он мог убивать, не приплетая никаких историй о давно всеми забытой чуме.
— Он не хочет убивать сам. Он хочет, чтобы его жертвы были убиты. Хочет быть посредником, который управляет проклятием. В его понимании это огромная разница. Это освобождает его от ответственности.
— Господи, но почему чума? Это же просто смех! Откуда взялся этот парень? Из какой эпохи? Из какого склепа он выполз?
— Когда мы поймем это, Данглар, мы поймаем его, я уже говорил. Смешно, вы правы. Но старушку чуму не стоит недооценивать. У нее еще есть силы, и она будоражит уже куда больше народу, чем следовало бы. Может, она и смешна своими лохмотьями, да только никто не смеется. Потому что она смешная, но страшная.
По дороге на авеню Сюффран Адамберг позвонил из машины энтомологу, чтобы отправить его с морской свинкой на улицу Тампль, где жила убитая девушка. Nosopsyllus fasciatus были обнаружены в квартирах Жана Виара и Франсуа Клерка, четырнадцать у первого и девять у второго, а также несколько штук в свертках одежды, которые убийца бросал рядом с телом. Все блохи оказались здоровы. Все были доставлены в большом конверте цвета слоновой кости, разрезанного ножом. Затем Адамберг позвонил в агентство «Франс Пресс». Пусть объявят, чтобы тот, кто получит такой конверт, немедленно сообщил в полицию. Конверт надо показать в дневных новостях.
Адамберг с грустью осмотрел обнаженную девушку с обезображенным от удушья лицом. Тело почти полностью было выпачкано углем и копотью грузовика. Рядом сиротливо лежал небольшой сверток одежды. Улицу перекрыли, чтобы не пускать любопытных, но сотне зевак все же удалось просочиться к месту происшествия. Сохранить все в тайне никак не получится. Адамберг с досадой сунул кулаки в карманы. Проницательность покинула его. Он перестал понимать убийцу, не мог почувствовать и постичь его логику. А вот сеятелю, напротив, все прекрасно удавалось — он трубил о себе на площади, манипулировал прессой, убивал, где хотел и когда хотел, невзирая на полицейских, окруживших его со всех сторон. Адамберг не смог помешать четырем смертям, хотя предчувствие проснулось в нем гораздо раньше. А, кстати, когда? А тогда, когда к нему во второй раз явилась Мариза, перепуганная мать семейства. Он хорошо помнил, когда в нем зародились первые подозрения. Но совсем позабыл, когда именно потерял нить, когда его захлестнул поток событий и он почувствовал себя беспомощным.
Он провожал взглядом молодую Марианну Барду до тех пор, пока ее тело не погрузили в грузовик, чтобы отвезти в морг. Потом отдал несколько приказов, рассеянно выслушал отчет коллег, прибывших с улицы Тампль. Девушка не выходила вечером из дому, она попросту не вернулась с работы. Адамберг отправил двоих лейтенантов расспросить владельца магазина, где она работала, хотя не надеялся, что это что-то даст, а сам отправился пешком в уголовный розыск. Он шел больше часа, потом свернул к Монпарнасу. Если бы только вспомнить, когда он запутался!
Он поднялся по улице Гэте и вошел в «Викинг». Заказал бутерброд и сел за столик с видом на площадь. Обычно за этот столик никто не садился, потому что над ним нависал муляж носовой части драккара,
[4]
подвешенный к стене, только человек маленького роста не боялся стукнуться об него головой. Адамберг успел уже на четверть расправиться с бутербродом, когда Бертен встал и неожиданно ударил по медной пластине, висящей над баром. Раздался оглушительный гром, ошеломленный комиссар увидел, как с площади шумно взлетели голуби, и в ту же минуту в ресторан потянулся народ, в толпе он заметил Ле Герна и махнул ему в знак приветствия. Не спрашивая разрешения, Вестник уселся напротив.
— Чего нос повесили, комиссар? — осведомился Жосс.
— Есть от чего, Ле Герн, а что, очень заметно?
— Ага. Сбились с курса?
— Лучше и не скажешь.
— Со мной трижды такое бывало, плутали в тумане, как слепые котята, попадали из огня да в полымя. Два раза приборы забарахлили, а на третий я сам ошибся с секстантом после бессонной ночи. Устал как черт, вот и ошибся. А это непростительная промашка.
Адамберг выпрямился. Жосс увидел, как в его глазах зажегся огонь, тот самый, который он видел в первый раз у него в кабинете.
— Повторите то, что вы сказали, Ле Герн. Слово в слово.
— Про секстант?
— Да.
— Ну, я имел в виду секстант, если с ним ошибешься, это огромная промашка, и прощать такое нельзя.
Адамберг замер и уставился в какую-то точку на столе, напряженно размышляя и вытянув вперед руку, словно призывая Жосса к молчанию. Тот не отважился заговорить и смотрел на бутерброд, который Адамберг сжимал в руке.
— Теперь я вспомнил, Ле Герн, — сказал Адамберг, поднимая голову. — Я вспомнил, когда запутался и упустил его.
— Кого?
— Сеятеля чумы. Я упустил его, потому что заблудился. Но теперь я знаю, когда именно это произошло.
— А это важно?
— Так же важно, как если бы вы могли исправить ошибку с секстантом и вернуться на то место, где сбились с пути.
— Тогда это и правда важно, — согласился Жосс.
— Мне нужно идти, — сказал Адамберг, оставляя на столе деньги.
— Осторожней с драккаром, — предупредил Жосс. — Черепушку не расшибите.
— Я низкорослый. Сегодня утром были «странные» письма?
— Мы бы вам сказали.
— Идете искать место, где заблудились? — спросил Жосс, когда комиссар открывал дверь.
— Совершенно верно, капитан.
— А вы точно знаете, где оно?
Адамберг молча указал на свой лоб и вышел.
Все началось с промашки. Той самой, о которой ему говорил Марк Вандузлер. Тогда-то нить и ускользнула от него. Шагая по улице, Адамберг попытался вспомнить слова Вандузлера. Перед ним снова возникла картина их недавней встречи и звук голосов. Вандузлер стоит у двери, у него блестящий ремень, он возбужденно жестикулирует, в воздухе мелькает его худая рука, на ней три серебряных кольца. Да, они тогда говорили про уголь. Ваш преступник напрасно пачкает тело углем. Он совершает большую промашку.
Адамберг облегченно вздохнул, сел на первую подвернувшуюся скамейку, записал слова Марка Вандузлера в записную книжку и доел бутерброд. Он не знал, где искать, но теперь он хотя бы вернулся на прежнее место. Туда, где его секстант стал врать. И он знал, что туман начал сгущаться именно здесь. Огромное спасибо моряку Жоссу Ле Герну.
