— Я ничего не понял в номере девятнадцать, — объявил Дамас, усаживаясь на высокий табурет. — Про змей. И конца там нет.
Дамас был молод, силен и хорош собой, добрый парень, но слегка туповат. В глазах у него всегда была какая-то заторможенность, отчего взгляд казался пустым. Слишком чувствителен он был или слишком глуп, Жосс так и не решил. Глаза Дамаса никогда не задерживались на чем-то подолгу, даже когда он с вами разговаривал. Взгляд его плавал, неясный и ускользающий, как туман.
— Придурок какой-нибудь, — отозвался Жосс. — Не ломай голову.
— Я и не ломаю, — сказал Дамас.
— Послушай-ка, ты слышал мой прогноз погоды?
— Ага.
— Ты слышал, что лето кончилось? Тебе не приходит в голову, что ты можешь простудиться?
Дамас ходил в шортах и полотняном жилете на голое тело.
— Ничего, — сказал он, оглядывая себя, — мне не холодно.
— И чего ради ты показываешь свои мускулы?
Дамас одним махом проглотил кофе.
— Я кружевами не торгую, — ответил он. — Это «Ролл-Райдер». Я продаю скейты, ролики, доски для серфинга и вездеходы. Это хорошая реклама для магазина, — добавил он, ткнув себя пальцем в живот.
— А при чем тут кружева? — насторожился Жосс.
— При том, что ими торгует Декамбре, а он старый и тощий.
— А ты знаешь, где он берет свои кружева?
— Ага. У одного оптовика из Руана. Декамбре не дурак. Он мне бесплатный совет дал.
— Ты сам к нему пошел?
— Ну и что? У него же написано «Консультации по жизненным вопросам», разве не так? Ничего нет зазорного в том, чтобы пойти поговорить, Жосс.
— Там еще написано: «Сорок франков за полчаса. Начало каждой четверти часа оплачивается». Дороговато за вранье, Дамас. Что этот старичина понимает в жизненных вопросах? Он даже никогда не плавал.
— Это не вранье, Жосс. Хочешь, докажу? «Ты одеваешься так не для магазина, Дамас, это нужно тебе самому, — сказал он. — Надень клобук и доверяй другим, дружеский тебе совет. Останешься таким же красивым, зато будешь выглядеть не так глупо». Ну, как тебе, Жосс?
— Надо признаться, что это мудрые слова, — сказал Жосс. — И чего ж ты не одеваешься?
— Потому что я делаю то, что мне нравится. Правда, Лизбета боится, что я насмерть простужусь, и Мари-Бель тоже. Дней через пять соберусь с силами и оденусь.
— Правильно, — одобрил Жосс. — А то с запада приближается непогода.
— А Декамбре?
— Чего Декамбре?
— Ты с ним не ладишь?
— Минутку, Дамас. Это Декамбре меня не выносит.
— Жалко, — сказал Дамас, споласкивая чашки. — Потому что у него вроде комната освободилась. Хорошо бы тебе там поселиться. В двух шагах от работы, в тепле, стирка и кормежка каждый вечер.
— Черт… — пробормотал Жосс.
— Вот именно. Но ты не можешь занять комнату. Потому что ты с ним не ладишь.
— Нет, — сказал Жосс. — Не могу занять.
— Глупо это.
— Очень глупо.
— И потом, там Лизбета. Вот тебе еще один плюс.
— Огромный плюс.
— Вот именно. Но ты не можешь занять комнату. Потому что ты с ним не ладишь.
— Минутку, Дамас. Это он меня не выносит.
— А выходит одно и то же. Ты не можешь занять.
— Не могу.
— Как же иногда все неудачно складывается. Ты правда не можешь?
Жосс стиснул челюсти.
— Правда, Дамас. Нечего и болтать об этом.
Выйдя из магазина, Жосс направился в кафе напротив, которое называлось «Викинг». Нельзя сказать, что норманны и бретонцы постоянно враждовали, сталкивая свои корабли в общих морях, но Жосс знал, что ни за что на свете он не мог бы родиться на Севере. Хозяин кафе Бертен, высокий детина со светло-рыжими волосами, высокими скулами и светлыми глазами, подавал кальвадос, какого больше нигде в мире нельзя было найти. Потому что этот напиток был предназначен для того, чтобы дарить вечную молодость, он хорошенько встряхивал внутренности, а не отправлял прямиком в могилу. Говорили, что яблоки для кальвадоса привозились хозяином из собственного поместья и что тамошние быки доживали до ста лет и были полны сил и здоровья. Вот и прикинь, что за яблочки.
— Ты что-то не в духе сегодня? — участливо спросил Бертен, наливая ему кальвадоса.
— Ерунда. Просто иногда все как-то неудачно складывается, — ответил Жосс. — Вот ты бы сказал, что Декамбре меня терпеть не может?
— Нет, — сказал Бертен со свойственной ему нормандской осторожностью. — Я бы сказал, что он считает тебя чурбаном неотесанным.
— А разница?
— Скажем так, со временем это может уладиться.
— Со временем! Вы, нормандцы, только и толкуете о времени. Одно слово в пять лет от силы. Если бы все были похожи на вас, цивилизация бы двигалась черепашьим шагом.
— А может, так было бы к лучшему?
— Со временем! А сколько времени нужно, Бертен? Вот в чем вопрос.
— Не так уж и много. Лет десять.
— Тогда пропало дело.
— А что, это срочно? Хочешь консультацию у него получить?
— Нет уж, дудки! Хотел угол у него снять.
— Тогда пошевеливайся, кажется, у него есть желающие. Он не уступает, потому что парень без ума от Лизбеты.
— А зачем мне пошевеливаться, Бертен? Старый задавака считает меня чурбаном неотесанным.
— Его можно понять, Жосс. Он ведь никогда не плавал. Впрочем, разве ты не чурбан?
— Я никогда не утверждал обратного.
— Вот видишь! Декамбре умный. Скажи-ка, Жосс, ты понял девятнадцатое объявление?
— Нет.
— По-моему, странное оно, такое же странное, как другие за последние несколько дней.
— Очень странное. Не нравятся мне эти объявления.
— Зачем же ты их читаешь?
— За них платят, и хорошо платят. А мы, Ле Герны, может, и чурбаны, но мы не разбойники.
IV
— Хотел бы я знать, — сказал комиссар Адамберг, — не становлюсь ли я полицейским, потому что служу в полиции?
— Вы это уже говорили, — заметил Данглар, расчищая место для своего будущего несгораемого шкафа.
Данглар хотел начать с чистого листа — так он сказал. Адамберг ничего такого не хотел и разложил папки с документами на стульях, стоявших вокруг стола.
— Что вы об этом думаете?
— Что после двадцати пяти лет службы это, может, и неплохо.
