— Ну и какая связь? — недоумевал Бертен. — Это ничего не доказывает.
— Дамасу исполняется восемнадцать лет. Это хилый, робкий, тщедушный юноша. Он становится физиком, возможно, из желания превзойти отца. Он прекрасно образован, знает латынь, до тонкостей изучил историю чумы, он блестяще одаренный ученый, в голове которого засел призрак. Он трудится не покладая рук и посвящает себя авиастроению. В двадцать четыре года он изобретает метод производства суперлегкой ячеистой стали, который может повысить ее прочность в сотню раз, я не до конца все понял. Точно не знаю почему, но такая сталь необходима в авиастроении, как воздух.
— Дамас что-то изобрел? — изумленно переспросил Жосс. — В двадцать четыре года?
— Именно так. И свое изобретение он хотел продать очень дорого. Некий субъект решает не платить деньги, а тайком отобрать эту сталь у Дамаса. Он натравил на него шестерых ублюдков, шесть бешеных псов, которые измывались над ним, пытали и изнасиловали его подругу. Дамас выдал секрет, за один вечер потеряв гордость, любовь и свое детище. И свою славу. Через месяц его подруга выбросилась из окна. Почти восемь лет назад Арно Эллер-Девиля судили. Его обвинили в том, что он столкнул девушку, и приговорили к пяти годам тюрьмы, которые истекли два с лишним года назад.
— Почему Дамас ничего не сказал на суде? Почему он пошел в тюрьму?
— Потому что, если бы полиция схватила тех подонков, у Дамаса были бы связаны руки. А он хотел отомстить любой ценой. В те времена он не был так силен, чтобы бороться. Но через пять лет все изменилось. Когда хилый Дамас выходит из тюрьмы, в нем пятнадцать килограммов мускулов, он больше не хочет слышать ни слова о стали, он одержим жаждой мести. В тюрьме легко пристают навязчивые идеи. Это единственный способ выжить: чего-то страстно хотеть. Он выходит из тюрьмы, ему надо убить восьмерых: шестерых мучителей, девушку, которая была с ними, и того, кто все это устроил. Все эти пять лет старая Клементина шла по их следу, Дамас их ей описал. И вот они подготовились. Естественно, чтобы убить, Дамас обращается к славе своей семьи. И что из этого вышло? Пятеро мертвы. Трое живы.
— Не может быть, — выдохнул Декамбре.
— Дамас и его бабка во всем сознались, — возразил Адамберг, глядя ему в глаза. — Они готовились семь лет. Крысы, блохи и старые книги все еще в доме старухи в Клиши. Там же конверты цвета слоновой кости. Принтер. Все, что нужно.
Декамбре покачал головой.
— Дамас не способен убить, — повторил он. — Могу поклясться своим передником.
— Валяйте, у меня будет коллекция. Данглар уже съел свою рубашку. Дамас признался во всем, Декамбре. Во всем. Кроме имен трех оставшихся жертв, чьей смерти он с нетерпением ожидает.
— Он сказал, что убил их? Сам убил?
— Нет, — признал Адамберг. — Он говорит, что их убили чумные блохи.
— Если все это правда, — сказала Лизбета, — я его осуждать не стану.
— Приходите с ним повидаться, Декамбре, если желаете, с ним и его «Мане», как он ее называет. Он подтвердит все, что я сказал. Давайте, Декамбре, сходите послушать его.
За столом царило тяжелое молчание. Бертен позабыл ударить в гонг. В восемь двадцать пять он встрепенулся и ударил кулаком по увесистой медной пластине. Раздался тяжелый звон, прозвучавший жутким концом истории старого доброго времени Арно Дамаса Эллер-Девиля.
Через час история была почти переварена за скорбным ужином, и Адамберг вышел на площадь вместе с Декамбре, тот был сыт и совсем успокоился.
— Вот как бывает, Декамбре, — говорил Адамберг. — Ничего не поделаешь. Мне тоже очень жаль.
— Все-таки кое-что тут не сходится, — проговорил Декамбре.
— Вы правы. Кое-что не сходится. Уголь.
— Так вы заметили?
— Огромная промашка для большого специалиста чумы, — пробормотал Адамберг. — И я отнюдь не уверен, Декамбре, что те трое, которых еще не убили, выйдут сухими из воды.
— Но ведь Дамас с Клементиной за решеткой.
— И тем не менее.
XXXVI
В десять часов Адамберг покинул площадь, чувствуя, что чего-то не хватает, и он знал, чего именно. Среди слушателей он ожидал увидеть Мари-Бель.
Это семейное дело, говорил Ферез.
Без Мари-Бель собрание за столом «Викинга» было неполным. Ему нужно было поговорить с ней. Она была единственным яблоком раздора между Дамасом и Мане. Когда Адамберг произнес имя девушки, Дамас хотел что-то сказать, но старуха гневно повернулась к нему, приказав забыть эту «дочь потаскухи». Потом старуха что-то пробормотала сквозь зубы, и ему почудилось нечто вроде «толстуха из Роморантена». Дамас был очень огорчен и постарался перевести разговор на другое, пристально глядя на Адамберга, словно умоляя оставить его сестру в покое. Именно поэтому комиссар и собирался побеспокоить ее.
Еще не пробило одиннадцати, когда он появился на улице Конвенции. Там он заметил двоих агентов в неприметной машине неподалеку от дома девушки. На пятом этаже горел свет. Значит, можно звонить к ней, не боясь разбудить. Но Лизбета говорила, что Мари-Бель больна, и он стоял в нерешительности. С Мари-Бель он чувствовал себя точно разделенным надвое, так же, как с Клементиной и Дамасом. Они были так убеждены в своей невиновности, что это обескураживало его, но в то же время он твердо знал, что сеятель теперь у него в руках, сколько бы народу ни скрывалось за этой маской.
Комиссар поднял голову и оглядел дом. Здание в стиле Османа, построенное из тесаного камня, с резными балконами. В квартире было шесть окон. Большое наследство оставил Эллер-Девиль, очень большое. Адамберг недоумевал, почему Дамас не обзавелся шикарным магазином вместо той темной и тесной конуры под названием «Ролл-Райдер».
Пока он нерешительно топтался в тени, дверь подъезда распахнулась. Из нее вышла Мари-Бель под руку с невысоким мужчиной, они прошли несколько шагов в его сторону по пустынному тротуару. Девушка что-то говорила ему возбужденно и нетерпеливо. Любовник, подумал Адамберг. Поссорились из-за Дамаса. Он тихонько подошел ближе. Тонкий силуэт двух светлых голов ярко выделялся в свете фонаря. Мужчина обернулся, чтобы ответить Мари-Бель, и Адамберг увидел его лицо. Довольно красивый малый, немного бесцветный, бровей не видать, но довольно изящный. Мари-Бель крепко обняла его, потом расцеловала в обе щеки, прежде чем расстаться.
Адамберг видел, как дверь подъезда закрылась за ней, а молодой человек зашагал прочь по тротуару. Нет, не любовник. Любовника не целуют в щеки и так быстро. Значит, это кто-то другой, может быть, друг. Адамберг проследил взглядом за удалявшимся молодым человеком, потом перешел улицу, чтобы навестить Мари-Бель. Она не была больна. У нее было свидание. Неизвестно с кем.
С братом.
Адамберг остановился, держа руку на ручке двери. Ее брат. Это ее младший брат. Те же светлые волосы, незаметные брови, та же жеманная улыбка. Бледная копия Мари-Бель. Младший братец из Роморантена, который так боится Парижа. И который, однако, сейчас здесь. Тут Адамберг вспомнил, что в распечатке не было ни одного телефонного звонка в Роморантен, департамент Луар-э-Шер. И однако его сестра якобы постоянно ему звонила. Парнишке нелегко жилось, он ждал новостей.
