– А я-то думал, нам надо помалкивать, – заметил Люсьен.
– Я нервничаю, – сказал Марк. – И я имею право говорить. Все-таки я на своем этаже.
– Кстати, об этаже. Ты сам накропал те странички, что валяются у тебя на письменном столе? О торговле в деревнях начала одиннадцатого века? Мысли твои? Факты проверены?
– Никто не разрешал тебе читать. Если тебе не нравится высовываться из своих окопов, никто тебя не заставляет.
– Да нет. Мне как раз понравилось. Но что там задумал твой крестный?
Вандузлер бесшумно подкрался к копавшим. Встал позади Легенека, возвышаясь над ним на целую голову. Легенек был малорослым, коренастым бретонцем, с глубокой залысиной и широкими ладонями.
– Привет, Легенек, – тихонько сказал Вандузлер.
Инспектор вздрогнул и обернулся. Он остолбенело уставился на Вандузлера.
– Ну что? – сказал Вандузлер. – Забыл своего начальника?
– Вандузлер… – медленно выговорил Легенек. – Выходит… это ты все подстроил?
Вандузлер улыбнулся.
– Ясное дело, – ответил он. – Рад снова тебя увидеть.
– Я тоже, – сказал Легенек, – но…
– Знаю. Я не стану светиться. Пока не стану. Это было бы дурным тоном. Не горюй, если ничего не найдешь, я буду так же нем, как и тебе советую.
– Почему позвонили именно мне?
– Мне казалось, это подходящее для тебя дело. И участок твой. Прежде ты по природе был любопытен. Любил ловить рыбку и даже краба-паука.
– Ты правда думаешь, что эту женщину убили?
– Понятия не имею. Но уверен, что-то здесь нечисто. Это точно, Легенек.
– Что тебе известно?
– Не больше того, что ты услышал утром по телефону. Звонил один мой друг. Кстати, не трудись разыскивать парней, которые копали канаву в первый раз. Они тоже друзья. Побереги свое время. Реливо обо мне – ни слова. Он думает, я стараюсь ему помочь. У него субботне-воскресная любовница в пятнадцатом округе. Адрес я тебе дам, если понадобится. А если нет, то нечего ей надоедать, лучше плюнуть и растереть.
– Конечно, – сказал Легенек.
– Ну я пошел. Для тебя так будет лучше. Не стоит рисковать, чтобы известить меня, что там найдут, – сказал Вандузлер, указав на яму под деревом. – Я вижу все, что происходит, я живу рядом. Там, наверху.
Вандузлер ткнул пальцем в сторону облаков и исчез.
– Яму закапывают! – сказал Матиас. – Там ничего нет.
Марк испустил вздох подлинного облегчения.
– Занавес, – сказал Люсьен.
Он размял руки и ноги, затекшие от долгого наблюдения, когда он был зажат между охотником-собирателем и медиевистом. Марк закрыл окно.
– Пойду сообщу Жюльет, – решил Матиас.
– Разве это не может подождать? – спросил Марк. – Ты же работаешь там вечером?
– Нет, сегодня понедельник. По понедельникам ресторан закрыт.
– Ах да. Ну тогда валяй.
– По-моему, – сказал Матиас, – будет милосерднее сообщить ей, что ее подруга не зарыта под деревом, верно? Мы уже все достаточно поволновались. Куда приятнее знать, что она где-то болтается.
– Да. Поступай, как знаешь.
Матиас исчез.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Марк у Люсьена.
– Думаю, София получила открытку от Сте-лиоса, они увиделись, и она, разочаровавшись в муже, умирая от скуки в Париже и истосковавшись по родине, решила удрать с греком. Мысль верная. Мне бы не понравилось спать с Реливо. Она даст о себе знать месяца через два, когда страсти улягутся. Пришлет открыточку из Афин.
– Да нет, я о Матиасе. Что ты думаешь о Матиасе и Жюльет? Ты ничего не замечаешь?
– Ничего особенного.
– А по мелочи? Тоже ничего?
– Ах, по мелочи… Знаешь, по мелочи всегда что-то найдется. Не из-за чего сыр-бор городить. Тебе это неприятно? Ты сам ее хотел?
– Да нет, – сказал Марк. – В сущности, я об этом не думаю. Так, сболтнул. Забудь.
Они услышали, как по лестнице поднимается комиссар. Не останавливаясь, он крикнул, что под буком ничего не нашли.
– Конец военных действий, – сказал Люсьен. Прежде чем выйти, он взглянул на Марка, по-прежнему стоявшего у окна. Темнело.
– Вернулся бы ты лучше к своей деревенской торговле, – сказал он. – Больше смотреть не на что. Она на каком-нибудь греческом острове. Играет. Гречанки любят играть.
– Откуда у тебя такие сведения?
– Только что придумал.
– Должно быть, ты прав. Ей пришлось уехать.
– А тебе понравилось бы спать с Реливо?
– Боже упаси, – сказал Марк.
– Вот видишь. Она унесла ноги.
15
Люсьен закрыл дело и отправил его в чистилище своего разума. Все, что проходило через это чистилище, вскоре окончательно оседало в недосягаемых уголках его памяти. Он снова взялся за статью о пропаганде, немало пострадавшую от вторжений последних двух недель. Марк и Матиас вернулись к своим трудам, которых не заказывал им ни один издатель. Они встречались за столом, а Матиас, возвращавшийся с работы с наступлением темноты, заходил сдержанно поприветствовать своих друзей и наносил краткий визит комиссару. Вандузлер неизменно задавал ему один и тот же вопрос:
– Есть новости?
И Матиас, прежде чем спуститься на свой второй этаж, качал головой.
Вандузлер не ложился спать до прихода Матиаса. Похоже, только он и хранил бдительность, да еще Жюльет, с тревогой следившая за входом в свой ресторан, особенно по четвергам. Но София там не появлялась.
На следующий день выглянуло вполне сносное майское солнце. После всех выпавших за месяц дождей оно подействовало на Жюльет как реактив. В пятнадцать часов она, как обычно, закрыла ресторан, в то время как Матиас снимал рубашку официанта и, стоя с голым торсом позади стола, искал свой свитер. Жюльет не осталась равнодушной к этому ежедневному ритуалу. Она была не из породы скучающих женщин, но с тех пор, как Матиас служил в ресторане, ей жилось веселее. У нее было мало общего со вторым официантом или с поваром. С Матиасом у них не нашлось вообще ничего общего. Зато с Матиасом было легко говорить о чем угодно, а это очень приятно.
– Не приходи раньше вторника, – сказала ему Жюльет, внезапно решившись. – Мы закрываемся на весь уикенд. Я поеду к себе домой, в Нормандию. Все эти ямы и деревья нагнали на меня тоску. Надену сапоги и буду бродить по мокрой траве. Люблю сапоги и конец мая.
– Отлично придумано, – сказал Матиас, совершенно не представлявший себе Жюльет в резиновых сапогах.
