18
Александра сидела на постели, поджав под себя длинные ноги и закрыв лицо руками, она не хотела ничему верить без подробностей и доказательств. Было семь часов вечера. Легенек разрешил Вандузлеру и остальным остаться в комнате. Обо всем сообщат завтрашние газеты. Люсьен проверял, не запачкал ли малыш его ковер фломастерами. Его это беспокоило.
– Почему вы поехали в Мезон-Альфор? – говорила Александра. – Вы что-то знали?
– Ничего, – заверил Легенек. – У меня на участке четверо числятся пропавшими. Пьер Реливо не желал объявлять жену в розыск. Он был уверен, что она вернется. Но ваш приезд помог мне, скажем… убедить его подать заявление. София Симеонидис была в моем списке и у меня в голове. Я поехал в Мезон-Альфор, потому что это моя работа. К слову сказать, я там был не один. Там были и другие инспектора, искавшие подростков и сбежавших супругов. Но женщину искал я один. Знаете, женщины пропадают куда реже, чем мужчины. Когда пропадает женатый мужчина или подросток, мы особо не беспокоимся. Но вот если исчезает женщина, можно опасаться самого худшего. Понимаете? Но тело, простите, не поддавалось идентификации, даже по зубам: их, можно сказать, не осталось.
– Легенек, – перебил Вандузлер, – можешь обойтись без подробностей.
Легенек покачал мелкой головой с крупными челюстями.
– Пытаюсь, Вандузлер, но мадемуазель Хауф-ман хочет быть уверена.
– Продолжайте, инспектор, – произнесла Александра негромко. – Я должна знать.
Лицо молодой женщины было заплакано, черные волосы, до которых она дотрагивалась мокрыми от слез руками, спутались и слиплись. Марку хотелось все исправить, высушить их и причесать. Но на самом деле он ничем не мог ей помочь.
– Лаборатория над этим работает, и, возможно, понадобится несколько дней, чтобы получить новые результаты. Однако сгоревший человек был невысоким, и это наводит на мысль о женщине. То, что осталось от машины, буквально просеяли сквозь мелкое сито, но ничего не нашли, ни клочка одежды, ни мельчайшей вещицы – ничего. Огонь разожгли, обильно облив бензином не только тело и машину, но и землю вокруг, и фасад дома у реки, к счастью пустующего. На этой улице никто уже не живет. Она предназначена под снос, и там догнивают несколько брошенных машин, в которых иногда ночуют клошары.
– Значит, место было выбрано удачно, верно?
– Да. Потому что, когда вызвали пожарных, огонь уже сделал свое дело.
Инспектор Легенек раскачивал на пальце пакетик с черным камнем, и Александра провожала взглядом это монотонное покачивание.
– Что еще? – спросила она.
– На месте ног обнаружены два кусочка расплавленного золота, – возможно, это были кольца или цепочка. Значит, человек был достаточно богат, чтобы обладать золотыми украшениями. Наконец, на том, что осталось от переднего правого сиденья, найден уцелевший в огне черный камешек, кусочек базальта, – несомненно, все, что осталось от содержимого сумочки, лежавшей на сиденье справа от водителя. Больше ничего. Должны были сохраниться и ключи. Но, как ни странно, никаких следов ключей не обнаружено. Я поставил на этот камешек. Понимаете? Трое других пропавших с моего участка были мужчинами высокого роста. Поэтому я немедленно поехал к Пьеру Реливо. Я спросил у него, захватила ли его жена с собой ключи, как делают обычно. Представьте, не захватила. Реливо сказал, что София имела обыкновение прятать ключи в саду, как девчонка.
– Правда, – сказала Александра с мимолетной улыбкой. – Бабушка всегда страшно боялась потерять ключи. От нее мы все и переняли привычку прятать ключи, как белки. Никогда не носим их с собой.
– Вот как, – сказал Легенек, – тогда понятно. Я показал Реливо этот базальтовый камешек, ничего не говоря о находке в Мезон-Альфоре. Он тут же опознал его.
Александра протянула руку к пакетику.
– Тетя София подобрала его на пляже в Греции, на следующий день после своего первого большого успеха на сцене, – прошептала она. – Она никогда без него не выходила, чем, признаться, изрядно досаждала Пьеру. А нас это здорово забавляло, и вот теперь этот самый камешек… Однажды они поехали на Дордонь и вернулись, отъехав больше чем на сто километров от Парижа, потому что София забыла свой камешек. И правда, она носила его в сумочке или в кармане пальто. На сцене, какой бы на ней ни был костюм, она требовала, чтобы в нем сделали внутренний кармашек. Она никогда не пела без камешка.
Вандузлер вздохнул. До чего же греки могут быть занудными.
– Когда расследование будет закончено, – продолжала Александра тихо, – словом… если вы не обязаны его хранить, можно мне забрать его себе? Если только дядя Пьер, конечно…
Александра вернула пакетик инспектору Ле-генеку. Тот кивнул.
– Пока мы, разумеется, оставим его у себя. Однако Пьер Реливо не высказывал мне никаких просьб на этот счет.
– Каковы выводы полиции? – спросил Вандузлер.
Александре очень нравилось, когда говорил этот старый легавый, дядя или крестный типа во всем черном и с кольцами, если только она правильно поняла. Она не вполне доверяла бывшему комиссару, но его голос звучал ободряюще и умиротворяюще, даже когда он не говорил ничего особенного.
– Не перейти ли нам в соседнюю комнату? – предложил Марк. – Можно что-нибудь выпить.
Все молча последовали за ним, а Матиас натянул куртку. Ему пора было отправляться в «Бочку».
– Жюльет не закрыла ресторан? – спросил Марк.
– Нет, – сказал Матиас. – Но мне придется работать за двоих. Она еле держится на ногах. Легенек только что приносил ей на опознание камень, и она потребовала объяснений.
Легенек с сокрушенным видом развел коротенькими ручками.
– Люди требуют объяснений, – сказал он, – и это нормально, а потом падают в обморок, и это тоже нормально.
– До вечера, святой Матфей, – сказал Вандузлер, – позаботьтесь о Жюльет. Итак, Легенек, каковы первые выводы?
– Госпожа Симеонидис была найдена через четырнадцать дней после своего исчезновения. Не мне тебя учить, что в том состоянии, в каком обнаружено тело, полностью обугленное, о времени смерти судить невозможно: ее могли убить четырнадцать дней назад и потом засунуть в эту брошенную машину, а могли прикончить прошлой ночью. И в последнем случае возникает вопрос: что она делала все это время и почему? Она могла и сама прийти на эту улицу, кого-то там ждать и попасться в ловушку. При нынешнем состоянии переулка невозможно обнаружить какие-либо следы. Повсюду сажа и обломки. Откровенно говоря, расследование начинается крайне неудачно. Углы атаки слабы. Угол «как» перекрыт. Угол алиби, растянутый на две недели, не поддается контролю. Угол вещественных доказательств не существует. Остается угол «почему» со всем, что из этого следует. Наследники, враги, любовники, шантажисты, и вся вытекающая отсюда рутина.
