XXIII
Во время разговора с полицейским, который оказался человеком осторожным, не лишенным приятности, но слегка скучноватым, Луи обнаружил в левом кармане записку. Между тем Геррек объяснял ему, что Диего, Диего Лакаста Ривас, был испанцем, что ему было пятьдесят, когда он начал работать у Севрана, и о нем ничего не известно. Придется всю Испанию перевернуть, и его это совсем не радует. Но для того чтобы бесследно исчезнуть, нужны серьезные причины, и Мари они наверняка были известны, раз она продолжала его ждать. А вдруг он вернулся? А вдруг это он убил Мари? Слушая лейтенанта, Луи сунул руку в карман и нащупал бумажку. Скомканный клочок, которому совершенно нечего было там делать, поскольку обрывок газеты с завернутой в него косточкой он отдал Герреку. Не перебивая инспектора, Луи развернул бумажку.
– Кельвелер, – сказал Геррек, прервав свой рассказ, – вы меня слушаете?
– Прочтите это, лейтенант, только не трогайте, я и так уже оставил свои отпечатки.
Кельвелер протянул Герреку узкую полоску мятой бумаги, порванной по краям. Короткие строчки были отпечатаны на машинке.
В хижине в Вобане
Парочка скрывалась,
Все о ней – молчок.
И не тратьте время,
Чтоб забить седьмой.
– Откуда этот стишок? – удивился Геррек.
– Из моего кармана.
– Опять?
– На этот раз я здесь ни при чем. Мне подбросили эту записку только что, в кафе. Ее там не было, когда я в три часа вошел в бар.
– Где была ваша куртка?
– Рядом с бильярдным столом, сохла на стуле.
– Бумажка была скомкана?
– Да.
– А что это за «седьмой»?
– Бильярдный шар номер семь. Я трижды безуспешно пытался его забить в конце партии.
– Написано коряво.
– Зато понятно.
– Парочка… – пробормотал Геррек. – Если в тот вечер в хижине прятались тайные любовники и Мари их вспугнула, один из них мог ее убить. Ничего удивительного, такое уже бывало, не далее как четыре года назад в Лориане. Только… почему анонимное письмо? И почему автор не называет эту парочку? Почему обращается к вам? Почему в кафе? И этот седьмой шар, он-то при чем?
– Где-то тут собака зарыта, – тихо проговорил Луи.
– Бесполезные вопросы… – пожал плечами Геррек, словно беседуя с самим собой. – Тут мы имеем дело с запутанными тайнами любителей анонимок, их ненормальными побуждениями, извращенными методами, лишенными логики… Жадность, трусость, жестокость, слабость… То же самое было лет шесть назад в Пон-Лабе. Однако нельзя исключать, что все это – правда.
– Хижина в Вобане – подходящее место для парочек. Крыша над головой и от чужих глаз подальше. Можно почти не бояться, что кто-нибудь увидит.
– Даже зная, что Мари Лакаста ходила туда за моллюсками?
– Вряд ли она стала бы заходить в хижину, знала ведь, что это за место. В такие старые каменные домики ходят либо пописать, либо на свидание, не далее как четыре тысячи лет назад это стало известно всему свету. Но в тот четверг, по необычному стечению обстоятельств, она могла неожиданно туда заглянуть.
– А автор записки? Он тоже там был?
– Слишком много народу собралось на месте преступления в один вечер, в подобные совпадения я не верю. Но он мог знать, что в хижине пряталась какая-то парочка. Он узнает об убийстве, складывает два и два и предупреждает нас. Но не заявляет об этом в открытую, потому что боится. Вы же читали: «все о ней – молчок». Либо автор сгущает краски, либо один из этой пары человек опасный или просто влиятельный, с которым лучше не связываться, потому все и предпочитают держать язык за зубами.
– А почему он пишет именно вам?
– К моей куртке было легко подойти, и потом, от меня до вас один шаг.
– Парочка… – снова проговорил Геррек. – Парочка… тоже мне намек… Парочек на этой земле хоть пруд пруди. Слежка за хижиной ничего не даст, они туда не вернутся. Людей расспрашивать бесполезно, только переполоху наделаешь, а узнать ничего не узнаешь. Автор записки – вот кто бы нам пригодился. Надо попробовать по отпечаткам…
– Он решил не рисковать. Потому-то и скомкал бумажку.
– Неужели?
– Он не мог находиться в кафе в перчатках, это бы сразу заметили. Чтобы подбросить записку в куртку, проще всего скомкать ее и держать в носовом платке, зажав в кулаке, а потом уронить мне в карман. Бумажка маленькая, ее легко спрятать в опущенной руке.
– Он видел, как вы упустили седьмой шар, а потом вышел… Когда это было?
– В конце моей партии с Севраном, около пяти часов.
– Потом он возвращается с готовой запиской в руке. Вы видели, кто входил и выходил в это время?
– Не могу вам сказать. Я был занят игрой с Лефлёшем, и я еще мало кого здесь знаю. В баре было полно народу и вокруг стола тоже. Ждали вас. Люди то и дело входили и выходили.
– Остается шрифт машинки.
– На это у вас есть местный специалист, обратитесь к нему.
XXIV
Севран несколько минут внимательно изучал записку, которую лейтенант развернул для него двумя пинцетами. Он был серьезен и сосредоточен, словно пытался опознать на фотографии мельком виденное лицо.
– Она мне знакома, – наконец произнес он. – Печатает медленно, мягко, вяло. Если не ошибаюсь, эта машинка даже находится у меня. Идемте.
Луи с лейтенантом проследовали за ним в хранилище машинок – просторную комнату, где на столах и этажерках выстроились сотни черных механизмов самых неожиданных форм. Севран уверенно прошел между столами и сел перед черной с золотом машинкой, оснащенной диском с литерами.
– Наденьте это, – попросил Геррек, протянув ему пару перчаток, – и печатайте осторожно.
Севран кивнул, надел перчатки, взял лист бумаги и вставил в каретку.
– Это модель «Гениатус» 1920 года, – сказал он. – Что печатать?
– В хижине в Вобане, с красной строки. Парочка скрывалась, с красной строки. Все о ней – молчок, – продиктовал Геррек.
Севран напечатал первые слова, вытащил лист и всмотрелся в него.
– Нет, – сказал он, морщась. – Очень похоже, но не то.
Он порывисто встал, раздосадованный своей ошибкой, обошел другие деревянные столы и сел перед маленькой продолговатой машинкой, о назначении которой трудно было догадаться.
Севран вновь напечатал первые строки письма, но не с помощью клавиатуры, а вращая колесико до нужной буквы. При этом он даже не глядел на металлический диск, зная расположение литер наизусть. Вытащив бумагу, он улыбнулся:
